– Если он опять придет сюда, его нужно будет убить. Старейший был потрясен, но молча согласился. Он тоже заметил тревожные признаки.

– Мне пустить кинжал по кругу[55]? – спросил он с несчастным видом.

– Нет, – ответила Чанг. – Не нужно. Он сам ведет за собой свой рок.

Большинство эльфов не верили в существование жутких застенков Незримых, личной гвардии императора. Большинство эльфов считали это всего лишь мрачными слухами, страшными сказками, которыми пугают непослушных детей.

– Если ты не перестанешь колотить свою маленькую сестренку, Роханайе, – бранилась измученная мать, – то ночью придут Незримые и заберут тебя в свою тюрьму! И что ты тогда будешь делать?

Мало кто из эльфов видел Незримых – ведь на то они и Незримые. Эта избранная гвардия не ходила по улицам и не шаталась по аллеям. Они не стучались в двери в те часы, когда Владыки Ночи раскидывали по небу свои плащи. И хотя эльфы не верили в существование застенков, почти все они верили в то, что сами Незримые действительно существуют.

Эта вера вселяла покой в души законопослушных горожан. Появился удобный способ избавления от всяческих злодеев – воров, убийц и прочих отбросов общества. Никаких треволнений. Никаких забот. Никаких зрелищ вроде странных, на взгляд эльфов, человеческих публичных судов, которые могут закончиться освобождением преступника (а зачем же тогда его задерживать?) или казнью на деревенской площади (варварство-то какое!).

Мятежные эльфы утверждали, что застенки существуют. Они утверждали, что Незримые вовсе не телохранители, а личный императорский отряд убийц и что в тюрьмах Незримых гораздо больше политических узников, чем грабителей и душегубов.

Даже в королевском роду появились те, кто начинал подумывать о том, что принц Риш-ан и его мятежники правы. К примеру, муж, который очнулся от странного тяжелого сна и увидел, что его жена исчезла из супружеской постели. Родители, чей старший сын бесследно пропал по дороге из университета домой. Тем, кто осмеливался открыто об этом спрашивать главы их кланов советовали держать рот на замке.

Тем не менее большинство эльфов пропускали заявления мятежников мимо ушей или просто пожимали плечами и отвечали известной поговоркой, что если Незримые унюхали дракона, то, видимо, на дракона они и наткнулись, то есть зазря они никого хватать не станут.

Но в одном мятежники были правы. Темницы Незримых действительно существовали. Эпло это знал. Он сидел в одной из них.

Темницы были расположены под Импераноном. Сами по себе они были не такими уж и страшными, просто тюремные камеры, и все. У Незримых никто не сидел долго. Те из эльфов, кому позволено было прожить достаточно долго, чтобы увидеть застенки, обычно оказывались там по определенным причинам – в основном из-за того, что они знали кое-что, необходимое Незримым. Когда у них эти сведения выведывали, что бывало всегда, узники исчезали. Камеру убирали и подготавливали для следующего постояльца.

Эпло, однако, был на особом положении, причем большинство Незримых не понимали почему. Капитан – эльф с примечательным именем Санг-дракс – смотрел на этого человека с голубой кожей как на свою собственность, и ходили слухи, что его оставят капитану.

Цикл за циклом Эпло сидел в эльфийской тюрьме, железные решетки которой он мог расплавить с помощью одной-единственной руны. Он сидел в камере и думал, не сошел ли он с ума.

Санг-дракс не налагал на него никакого заклятья. Эпло был закован в кандалы своей собственной воли. Заточение было лишь еще одной уловкой змельфа, еще одним способом мучить Эпло, дразнить его, вынуждать его сделать что-нибудь опрометчивое. И поскольку Эпло был уверен в том, что Санг-дракс хочет от него действий, патрин решил в пику ему бездействовать.

По крайней мере, он сам себе так говорил. А затем он с горечью спрашивал себя, как тут можно не спятить.

– Мы все делаем правильно, малыш, – убеждал он собаку.

Пес лежал на полу, уткнувшись носом в лапы. Он поднял глаза и с сомнением посмотрел на своего хозяина, как будто вовсе не был в этом уверен.

– Бэйн что-то замышляет. И я не думаю, чтобы этот маленький ублюдок заботился об интересах своего так называемого дедушки. Но мне придется застукать его на месте, если я хочу это доказать.

«Что доказать? – взглядом спросил пес. – Доказать Ксару, что он зря доверял мальчишке, что он должен верить тебе одному? Ты что, завидуешь Бэйну?»

– Я не… – гневно посмотрел на собаку Эпло.

– Можно к вам в гости? – раздался радостный голос.

Эпло подобрался. Снаружи, перед дверью стоял, как всегда, возникший из ниоткуда Санг-дракс. Дверь была чугунной, с квадратной решеткой в верхней части. Санг-дракс смотрел на Эпло сквозь решетку. Во время своих ежедневных посещений он никогда не просил открыть дверь и не входил в камеру.

«Ну, давай, достань меня, патрин!»

Он был всего лишь на расстоянии руки, молча дразня Эпло своим присутствием.

«Почему я? – захотелось закричать Эпло. Он был раздавлен, он был не в силах совладать с нараставшим внутри чувством панического ужаса, делавшим его все более беспомощным. – Чего ты от меня хочешь?»

Однако он сумел удержать себя в руках, по крайней мере внешне, и по-прежнему сидел на койке. Не обращая внимания на змельфа, он смотрел на собаку.

Пес зарычал и оскалил зубы, показывая острые клыки, шерсть на его загривке стала дыбом, как всегда при появлении или просто запахе змельфа.

Эпло так и подмывало приказать собаке взять его. Несколько рун могли превратить пса в жуткую тварь. Ее огромное тело просто разнесло бы камеру, а зубами она оторвала бы человеку – или змею – голову напрочь. С этим могучим созданием, страшным, словно порождение бреда, сражаться было бы непросто. У змельфа была своя собственная магия, более мощная, чем у Эпло, но пес мог отвлечь Санг-дракса достаточно надолго, чтобы дать Эпло шанс вооружиться.

Однажды ночью – в первую же ночь своего заточения – патрин покинул свою камеру, чтобы раздобыть оружие. Из тайной оружейной в кордегардии Незримых он взял кинжал и короткий меч. Вернувшись в камеру, Эпло провел остаток ночи, вырезая на клинках руны смерти, которые очень хорошо действовали против мен-шей и чуть похуже против змеев. Оба клинка были спрятаны в отверстии под камнем, который патрин убрал, а затем и подменил с помощью магии. Оба клинка можно было быстро достать.

Эпло облизнул губы. Руны на его коже горели. Пес зарычал громче, понимая, что дело начинает пахнуть жареным.

– Эпло, стыдись, – мягко сказал Санг-дракс. – Ну, убьешь ты меня, и чего ты этим достигнешь? Ничего. А что ты потеряешь? Все. Я нужен тебе, Эпло. Я настолько же часть тебя, – он перевел взгляд на собаку, – как и этот пес.