Разве хоть один владыка слушает своего казначея или министра финансов? Нет, они только требуют денег, денег и еще раз денег, а получив их, тут же призывают к строгой экономии средств и просят предоставить очередной проект. И никогда не спрашивают, откуда они берутся, как не желают знать, куда они деваются. Вы думаете, в Преисподней с этим обстоит иначе? Ошибаетесь, господа.

Единственный способ заставить правительство экономить — это не давать ему в руки те деньги, которые оно могло бы экономить.

Говард Джарвис

Тем временем шеннанзинцы установили разноцветные шатры для Зелга, Такангора и прочих выдающихся особ. Шатров было чуть более десятка, и каждый из них являлся форменным произведением искусства. Нигде в целом свете больше не нашлось бы такой красоты. Оно и немудрено. Вряд ли где-то в мире отыщется еще несколько пауков, увлеченных изящным рукоделием.

Чуткий ценитель прекрасного, Князь Тьмы заволновался на своем троне, вытягивая чешуйчатую шею, чтобы получше рассмотреть приглянувшиеся вещи.

Ситуация в целом решительно ему не нравилась. Во-первых, противник коварно опоздал к началу, к эффектному прибытию демонов, когда разверзалась земля и всполохи пламени достигали скомканных облаков, когда все в окружающем пейзаже тряслось и грохотало, а мутная река вышла из берегов. Зрелище, что ни говори, редкое и внушительное. Обычно зрители бывали потрясены. Обычно, но не на сей раз. Никто не ахнул, глядя, как из пылающей бездны поднимается огромный золотой трон, на котором восседает Владыка Преисподней, как выходят за ним его верные вассалы, как темнеет день и адские барабаны грохочут все сильнее, так что, кажется, сама земля колеблется от этого яростного стука. Никто не ужаснулся, никто не забился в истерике, никто не ударился в паническое бегство. Воинственный дух Князя Тьмы был уязвлен этим обстоятельством. Легко ли — выходить в свет на смехотворно короткий срок (от рассвета до заката), раз в несколько столетий, а то и реже, и не произвести этим выходом фурора? Прилично ли это для существа с его репутацией и положением в обществе? А тут еще эти шатры, принадлежащие кассарийцам. Утешало одно — приличные трофеи уже подвезены, осталось только их добыть. И владыка Тьмы принял решение начать битву. Он поднял огромную черную восьмипалую руку — снопы искр рассыпались вокруг трона — и резко опустил ее вниз.

Внушительный и авантажный герольд, отдаленно похожий на летучую мышь-переростка с головой щуки, вышел вперед и заговорил:

— Внемлите, смертные, словам повелителя Ада! Князь Тьмы вызывает на бой Зелга да Кассара, и пусть их поединок решит исход сражения.

Мощный голос демона-герольда катился по полю громовыми раскатами, и Зелг постучал по шлему, потому что у него заложило уши. Это не помогло, но принесло некоторое удовлетворение, ибо он сделал все, что мог. Откровенно говоря, герцог не думал, что ему удастся пережить бой с Сатараном Змееруким, а потому мелочи его уже не волновали.

Он отрешенно рассматривал равнину, на которой ему предстояло драться со всемогущим демоном, и с каждой минутой она нравилась ему все больше. С одной стороны — прозрачная река, с другой — милый лесок, взбегающий на холмы. Большое открытое пространство, усыпанное цветами. Вполне подходящее место для вечного упокоения. Осталось только придумать какую-нибудь надпись потрогательнее для надгробного камня да сразиться с Сатараном — и дело сделано.

Некромант как раз представлял себе, какие теплые, добрые слова скажут над его могилой безутешные друзья, когда в грезы бесцеремонно вторглась реальность.

— Внемлите, смертные, воле владыки Преисподней! — снова загрохотал герольд. — Сатаран Змеерукий, Карающий Меч Князя Тьмы, будет его шуйцей и десницей в этом поединке.

— Надо упосылать меня противной стороной. — Карлюза решительно подергал Зелга за плащ. — Верхом на осле непоразим есть.

— Это исключено, — ответил будущий павший герой.

— План имею, — поделился Карлюза. — Наскакиваю, наношу смертоносный укусам в куда-нибудь и ускакиваю.

— Исключено. Хотя и гениально.

— Пинаю ословыми копытами по инициативе осла, — соблазнял Карлюза. — Очень неприемлемо для творческих и демонических натур.

— Я уже все решил.

— Прекрасно выглядите, мессир, — возник рядом с Кассаром страшно довольный Архаблог. — Все демоны поставили на ваше сокрушительное поражение. Вся кассарийская армия — на вашу победу. Ставки огромные. Помните — материальное благополучие ваших воинов теперь в ваших руках. На вас с надеждой взирают финансово заинтересованные жены и матери. К вам тянут крохотные ручонки прожорливые младенцы…

— ?!!

— Знали бы вы, во сколько обходится среднему гражданину вырастить одного сладкоежку, вы бы заплакали, мессир. Вы не можете проиграть. Мы в вас верим.

Честный ребенок любит не папу с мамой, а трубочки с кремом.

Дон Аминадо

Надо сказать, что сия торжественная речь не столько взбодрила, сколько обескуражила бедного некроманта, у которого — по мнению его домоправителя — было гипертрофированное чувство ответственности, усугубленное чересчур живым воображением. Перед его мысленным взором тут же возникли сотни младенцев, орущих в своих стареньких колыбельках, и только титаническим усилием воли Кассар принудил себя не удариться в бега. Ему срочно требовалась мощная поддержка старших, более опытных родственников.

Он покрутил головой, но более опытных родственников в поле зрения не оказалось. Мало того что их можно было сосчитать по пальцу одной руки, так еще и этот единственный блистал своим отсутствием.

— Где же дедушка? — огорченно спросил Зелг. — Хоть бы сказал какое-нибудь толковое напутствие. Попрощался бы, не исключено, что и в последний раз.

— Какое тебе нужно напутствие? — пожал плечами равнодушный к чужим страданиям вампир, чью совесть не обгладывали голодные младенцы. — Пойди победи и возвращайся обратно. Тут скоро дел будет по горло.

— В том случае, если я не вернусь…

— И слышать не желаю! — рявкнул Мадарьяга. — Бегом на поле брани! Как это говорится — пришел, убил, пограбил и к своим. И чтобы никакого самопожертвования!

— В том случае, если вы уже не вернетесь, — по-журналистски решительно подлетел к герою Бургежа, — попрошу несколько слов для читателей и благодарных потомков. Помните, это ваши последние слова — они должны быть значительны. Чтобы мне не стыдно было напечатать их в своем издании.

Герцог задумался. Он желал быть достойным журнала «Сижу в дупле». А задумавшись, не заметил, как нечто круглое, пуховое и возмущенное до глубины души было схвачено князем ди Гампакортой и одним метким броском отправлено в глубокий тыл.

Пока Зелг размышлял над последней в своей жизни фразой, добиваясь остроумия, мудрости и оригинальности, в стане врага появились первые признаки смятения.

Дело в том, что после третьего сигнала адского рога должен был восстать посреди поля битвы великолепный Сатаран. Как раз сию минуту его огромное тело, казалось, отлитое из черной бронзы безумным скульптором, должно было эффектно появиться из-под земли, как полагается особе его происхождения — сплошь в сверканиях молний и клубах ядовитого серного дыма.