– Конечно, – удивился капитан. – Сам же говорил, тебе их сдавать.

Ох, будет ли кому их сдать… Увижу ли я вообще когда-нибудь завкафедрой прикладной линиединамики?

Против моих ожиданий, не было никакого города, никакого порта с шумными грузчиками, оборванцами, чайками, купцами, холопами, проститутками и всем остальным, вычитанным в приключенческих книгах. Вообще не оказалось никакой пристани – а только зеленый берег метрах в двухстах. Шхуна, как выяснилось, стояла на якоре, а добираться до суши полагалось шлюпкой.

– Полезай, – толкнул меня в спину амбал Саша, а из шлюпки уже делал приглашающие жесты амбал Коля. Капитан остался на борту.

– Ну, удачи тебе. – Вот и вся напутственная речь. Ни пожеланий ровной линии, ни рассуждений на тему, как приятно было пообщаться.

Саша сел на весла, а Коля устроился вместе со мной на корме.

– Прыгать не надо, – шепнул он, когда шхуна стала отдаляться.

– Да как-то и не собираюсь, – усмехнулся я. – Боюсь рыб.

И вдруг подумал: а может, лучше все-таки прыгнуть? Из духа противоречия хотя бы.

Лодка мягко ткнулась в прибрежный песок, Саша вылез, без особых усилий втянул ее вместе с нами на полкорпуса, вытащил из-под носа веревку с чем-то вроде ледоруба, со всей дури вогнал в песок.

– Ну, пошли, – скомандовал он.

И мы пошли.

Солнце жарило вовсю, уже метров через двести мне захотелось раздеться до пояса. Там, за спиной, плескалось обманчиво мирное море, темнела крошечная, с копеечную монету, шхуна. А впереди уже начиналось буйство тропической растительности. Наверное, все это я раньше видел в ботаническом саду, но названий, разумеется, не помнил.

Скоро деревья сомкнулись за нашими спинами, стало чуть прохладнее. Под ногами, чуть поднимаясь, вилась вполне утоптанная дорожка. Трещали насекомые. Наверное, у нас тут был бы туристский рай. Но в этом мире никаких признаков цивилизации, кроме дорожки, не наблюдалось.

– Долго еще? – обернулся я к Саше.

– Нет, – ответил этот человекоподобный робот с простейшей программой.

И оказался прав. По моим прикидкам, по лесу мы шли минут двадцать, затем деревья расступились, и прямо перед нами выросла огромная, с многоквартирный московский дом скала. Не то чтобы вертикальная, но без альпинистского снаряжения я бы лезть не решился. Со снаряжением, впрочем, тоже. Как-то не увлекает меня этот экстрим.

Примерно метров до трех в высоту по скале вился плющ, дальше уже тянулся буровато-серый камень.

Коля уверенно сунул руку в листья плюща – и вдруг вся эта растительность плавно поехала в сторону, словно занавеска в ванной.

Перед нами обнаружился просторный вход в темные внутренности скалы.

– Ну чего стал, пошли уж, – напомнил о себе Саша.

– А куда, собственно? – напоследок встрепыхнулся я. – Что там будет?

– Сейчас все тебе объяснят, – прогудел впереди Коля. – Иди-иди, не заблудишься.

Он вновь что-то сделал – и тьма озарилась ровным свечением. Не свет-факелы, а что-то иное. Наверное, световые щели, я про такое читал. Свет многократно отражается, доходит ослабленным, но все равно видно, куда идешь.

Тут и впрямь невозможно было заблудиться. Идеально ровный коридор шириною в метр и высотой побольше двух – даже моим охранникам не приходилось нагибаться. Идти пришлось недолго, уже через сорок шагов (я на всякий случай считал) перед нами возникла металлическая дверь. Коля выстучал по ней какой-то хитрый ритм – и массивная плита поползла в сторону, открывая проход в ярко освещенную комнату.

– Иди-иди, – вновь толкнули меня в спину, и я, сглотнув, переступил порог. Дверь за мной тут же вернулась на место. Коля с Сашей, более уже ненужные, остались снаружи.

– Ну, здравствуй, Андрей, – Арсений Евтихиевич Фролов улыбнулся и, встав с кресла, сделал шаг навстречу. – Как отдыхалось?

1

Мне еще с детского сада внушали, что слишком уж я болтливый, что имею наглость перебивать старших, ляпаю вместо того, чтобы слушать и думать. Потом, уже в старших классах, я понял, что на самом деле обладаю огромным достоинством – подвешенным языком. Не лезу за словами в карманы (тем более что те слишком часто дырявились, и я терял ключи, деньги и проездные). И что бы со мной ни случалось – у меня всегда вертелся на подвешенном языке комментарий. Правда, иногда я не пускал эти экспромты в ход. Стоит ли объяснять доценту Фролову все, что я о нем думаю? А Жоре Панченко? А князю-боярину Лыбину?

Однако сейчас мой проверенный инструмент дал осечку. Отвалился вместе с челюстью. Ноги сделались ватными, а в ушах тоненько зазвенело. Осложнение после морской болезни?

– Да я это, Андрюша, я, – улыбнулся Фролов. – Ты, пожалуйста, в обморок не падай, ты мне нужен в ясном сознании. Вот давай, садись сюда, в кресло. Тут вот на столе фрукты, бери, не стесняйся, все оплачено…

– Арсений Евтихиевич, – произнес я, когда речевые способности наконец ко мне вернулись, – вот ваши книжки. Эллинская история, правда, малость подмочена…

– Андрей, – в голосе Фролова сейчас не было ни ехидства, ни стали, – у нас будет очень серьезный и очень важный разговор. Важный не только для нас с тобой, но для многих, очень многих людей. Я понимаю, сколько у тебя накопилось вопросов, и ты их все задашь, но сначала я должен кое-что тебе рассказать. Но для начала – ответь честно. Тебе нравится вот все это? – он неопределенно повел рукой. – Кучеполь, Корсунь, порубежье… Великое наше княжество, да вообще – весь наш шар?

– Ну… – протянул я. – Честно? Вы ждете ответа, что наш шар лучший из всех шаров? Так мне сравнить-то не с чем.

Фролов снова поднялся с кресла и начал неторопливо ходить по комнате. Наверное, у всех преподов во всех мирах такая привычка.

– Ты прекрасно понял мой вопрос. Я надеюсь, ты даже понял, почему я спрашиваю. Ну, или хотя бы смутно догадываешься. Да, Андрей, я знаю не только о твоей преждепамятной хворобе, но даже и о том, что у тебя ее нет. С памятью твоей все в порядке. Ты действительно год назад попал к нам из другого шара.

– Вы… – у меня сбилось дыхание, словно я только что пробежал километр. – Вы с самого начала все знали?

– С самого, – кивнул он. – С самого начального начала, с самой первой альфы. Но об этом чуть позже. Сперва все-таки послушай меня.

– Слушаю, – вежливо сказал я. Но чувствовал себя так, будто по мозгам моим все-таки прошлась та самая легендарная дубина. Не задела костей черепа, кожных покровов… а просто расплющила все мысли.

– Двадцать два столетия назад, – начал лекцию Фролов, – в нашем шаре появилось Учение великого мудреца Аринаки. Основы ты знаешь, с умными людьми разговаривал, книжки вон читал, – легкий кивок на мою дорожную сумку, брошенную на пол. – Ну и как сам оцениваешь? Нравится тебе, как у нас люди живут?