— Да, — закивала я. — Пойду тоже проведаю маму.

— Хорошо.

Продвигаясь к выходу, не выдержала и сказала:

— Если ты вдруг пишешь, как я тебя ранила, не забудь добавить, что тогда я не знала, кто ты.

— Угу.

— И потом я все равно залечила твои раны.

— Да-да.

— А еще я помогла тебе в проведении спасательной операции, когда напали урки.

— Марита, ты куда-то шла.

— Даже все еще иду. И, кстати, я умею готовить вишневый пирог. Если твоей маме это интересно.

— Вряд ли.

— А еще я смотрю на картины, в том смысле, что я теперь очень люблю искусство.

Ричард вздохнул, отложил перо и подпер щеку кулаком, дожидаясь, пока я выйду.

— Еще что-нибудь?

— Нет, — натянуто улыбнулась. — Уже ухожу.

Дверь за мной закрылась ровно на несколько секунд, после чего я поспешно сунула голову в библиотеку и панически прошептала:

— Не пиши про вишневый пирог! Он у меня никогда не получался. Все, все, ухожу. Тоже мне муж, даже поговорить с тобой нельзя. Все, ушла, уже ушла!

Мама с Арией занимались новым платьем. Вернее, Ария возилась с модисткой, а мама все контролировала.

Я зашла в комнату и на цыпочках прокралась к родительнице. Села на диван рядом с ней и без лишних слов положила голову ей на плечо.

Ричард подавал хороший пример.

Мои отношения с матушкой нельзя назвать образцовыми, но, узнав, что муж заботится о чувствах своей матери и считает нужным сообщать ей об изменениях в своей жизни, я почувствовала стыд. Мы с мамой не были настолько близки, но все же мне тоже хотелось рассказать ей, как я счастлива.

Вот только открыть рта так и не успела.

— Страсть пройдет, — глядя на хмурящуюся Арию, тихо и довольно сухо проговорила матушка, даже не спрашивая, с чего бы вдруг я стала проявлять такую нежность. — На первых порах всегда так. Кажется, что это любовь, настоящие чувства. Но скоро ты увидишь, что интерес остывает.

Я грустно посмотрела в пол. Всем детям хочется, чтобы родители всегда их поддерживали.

Моя мама была не такой.

— Я вижу, как он взволновал твое сердце. Но не позволяй ему разбить его.

— Кого? — не поняла Ария. И тут же забыла про свой вопрос, перескочив на более насущную тему: — Мама, мне не нравятся эти банты! Я не пойду на бал в этом кошмарном платье!

— А мне нравится твое платье, — не согласилась я.

— Ты меня услышала? — холодно поинтересовалась матушка, внимательно разглядывая светло-розовое одеяние младшей дочери.

— Да, только партнерские отношения.

Хоть и больно было слышать от нее такие слова, когда душа рвалась встать на защиту Ричарда, я сказала то, что она хотела услышать. И голову с ее плеча не убрала.

Она все же моя мама.

Я часто задумывалась, почему люди совершают плохие поступки. Почему одна женщина строит козни другой, почему мужчины устраивают дуэли, когда кто-то оскорбляет их даму сердца, почему иногда для достижения цели люди не гнушаются даже убийством.

И поняла в какой-то момент.

Когда находишь свое счастье, всеми силами стараешься продлить его, удержать, лишь бы оно никогда не покидало тебя. Твое маленькое счастье. Твой смысл жизни.

Из-за сильного дождя, внезапно обрушившегося на Акторию в последнюю неделю, отменили сразу две гонки подряд. Но нам с Ричардом некогда было переживать.

Мы просто наслаждались друг другом.

Это было похоже на наваждение, будто тебя полностью сметает волна, а ты вроде и хочешь вырваться, барахтаешься, но в конце концов сдаешься — потому что стихия сильнее, да и под водой, оказывается, так уютно. Только дышать тяжело.

Я задыхалась.

Он заставлял меня задыхаться.

Раньше мне казалось, что такие эмоции могут вызвать только гонки или, если брать высокую планку, Недельный залет. Случайный прохожий никогда не сможет понять, почему наездники так стремятся пройти это испытание, за которое, кроме кубка и уважения собратьев, ничего не присуждается.

Все дело в чувствах.

Лететь целую неделю по специальной трассе, без всяких указателей, ориентируясь только на карту, самостоятельно добывая еду и ночлег, — это достойно уважения. Быть победителем — значит быть сильнейшим.

И мне казалось, что этот азарт, адреналин, желание стать лучшей, доказать самой себе, кто я такая, — это все, что мне надо. Но, как выяснилось, чувства могут быть и сильнее.

Особенно когда они взаимны.

Ричард чувствовал это. Чувствовал то же, что и я. Он ничего не говорил, но по его поступкам все было понятно без слов.

Когда мы вернулись в замок, я с удовольствием отметила, что Элина тут больше не живет. А когда попыталась уточнить у мужа, правда ли, что он ей оставлял синяки во время интимных утех, он недовольно попросил больше никогда ее не вспоминать.

И я, возможно, слишком быстро и слишком наивно, но все же с глубоким умиротворением поняла, что Элины в нашей жизни уже не будет.

Если бы мы с Ричардом не поженились, что предопределило нашу встречу, я бы все равно в него влюбилась. Я бы влюбилась в него на гонках, я бы грезила Тимом Донгом, отмахиваясь от вопросов Симоны, заверяя ее, что ненавижу этого самовлюбленного наездника. Но я бы не смогла его ненавидеть. А если бы мы встретились на балу — а вдруг? — или в столице, или на благотворительном вечере, или в парке, или случайно перекинулись взглядами на тесной улице, я бы все равно влюбилась без памяти.

Все наездники стремятся к свободе. Такова наша природа. Как только ты оседлал дракона, ты больше не привязан к земле.

Хоть раз вкусив неба, ты уже не сможешь от него отказаться.

Но что, если ты добровольно лишаешь себя свободы? Что, если ты привязываешься к кому-то так сильно, что теряешь кусочек своей личности? Что, если ты просто отдаешь кому-то часть себя?

Так, наверное, иногда бывает: прикрываешь слезящиеся глаза и вдруг остро понимаешь, что если с твоим мужем что-нибудь случится, то никакое небо тебя уже не удержит.

Ты просто не сможешь жить без него.

Мало.

Вот как я могла описать то, что происходило в моей жизни в последнее время.

Мне было мало дней, мало Ричарда, мало счастья. Я, как последняя эгоистка, постоянно желала большего, мне хотелось проводить с мужем каждую свободную секунду.

Я очень боялась все это потерять.

Боялась настолько, что даже переживала, когда Ричард летал на Каре, хотя еще недавно считала его непобедимым наездником. Но ведь даже он не застрахован от случайностей.