Когда-то она почти приняла предложение Джозефа. Но тогда она была уверена в его расположении. Сможет ли она выйти за него, зная, что он отвергает ее? Возможно, однажды он простит ее за то, что пожертвовала им ради Роберты. А сейчас Сидони не обманывалась по поводу того, что он воспринял ее молчание о беременности как еще одно предательство.

Потому что они оба знали, что это – предательство.

Казалось, воздух вибрировал от его подавленных эмоций. Сидони жалела, что не смогла побороть своей слабости в парке, – она предпочла бы вести этот разговор на открытом воздухе. В карете было удушающе тесно, когда так много оставалось невысказанным между ее пассажирами.

– Сидони, мы должны пожениться. – Джозеф говорил грустно, но решительно.

Она заморгала, прогоняя слезы. Как далеко это предложение от того, о котором она мечтала. Конечно, у нее был тот восхитительный момент в замке Крейвен, когда он попросил стать его женой, но более поздние события почти стерли память о нем.

– Ты такой деспот! – выпалила Сидони, когда челюсти ее судьбы угрожающе щелкнули. Руки стиснули плед.

Его вздох был невыразимо усталым.

– Думай что хочешь, но мой ребенок не будет страдать из-за твоих грехов. Привыкай.

– Но мне необязательно должно это нравиться.

К ее удивлению, он послал ей холодную улыбку, и только тогда до нее дошло, что она признала свое поражение.

Джозеф откинулся на спинку сиденья, вытянул свои длинные ноги. Он, казалось, занимал все свободное пространство. Сидони съежилась под пледом и сказала себе без особой убежденности: то, что она делает, – к лучшему. Но была далеко не уверена в этом. Жизнь с Джозефом, когда он не любит ее, сулила страдания и сердечную боль.

– Теперь ты отвезешь меня домой? – спросила она, понимая, что уже слишком поздно что-то исправить. Она в ловушке, как муха, угодившая в паутину.

– Нет.

Она напряглась от негодования… и страха.

– А куда ты меня везешь?

Почувствовав, как карета замедлила ход, Сидони сообразила, что сейчас обо всем узнает. Изгиб губ Джозефа указывал на его триумф.

– В церковь Святой Марии. Заручиться твоим обещанием, моя неверная любовь.

Она поморщилась. Оскорбление резануло как бритва.

– Но я же не… – Сидони выпрямилась. – Я еще не согласилась выйти за тебя.

Карета остановилась, и Джозеф схватил ее руку с силой, не допускающей сопротивления.

– Почти согласилась. И имей в виду, я не потерплю никаких сцен у алтаря. Все решено, Сидони. Ты должна была ожидать, что так будет, как только узнала, что носишь моего ребенка. После того как Роберта рассказала о тебе, я приобрел специальное разрешение. Мы с тобой заключим сейчас священный союз, amore mio.

Сидони ошеломленно воззрилась на него в полумраке кареты. Как это ни глупо, первое, что пришло ей на ум: ее поношенное платье и выцветшая накидка не годятся для свадьбы.

– Сейчас?..

Вновь эта пугающая улыбка Джозефа.

– Лучше не откладывать. – Голос его сделался жестче. – Если я отпущу тебя, боюсь, ты снова исчезнешь.

Стыд и сожаление образовали у нее в душе горькую смесь.

– Ты все еще не доверяешь мне?

– Ни на йоту.

Лакей открыл дверцу, и Джозеф вышел, крепко держа ее за руку, словно опасался, что она сорвется с места и убежит. Но она была слишком удручена, чтобы противиться судьбе.

Джозеф победил. К Сидони вернулось уже знакомое оцепенение. Джозеф сильный, уверенный. Он позаботится о благополучии ее ребенка. О себе она не думала.

– Идем, Сидони.

В его голосе она расслышала намек на доброту. Но доброта куда опаснее, чем суровость. Если он будет добрым, она может поверить, что снова ему небезразлична.

– Ну хорошо, – отозвалась Сидони, пряча свое головокружительное смятение.

Стоя перед церковью, куда она войдет старой девой, а выйдет замужней дамой, Сидони заколебалась. Все это было как-то чересчур. Она повернула голову в сторону улицы, готовая бежать, но Джозеф крепче сжал ее руку.

– Смелее, Сидони.

На миг она услышала голос мужчины, которого полюбила. Сидони со всхлипом втянула воздух. Судьба ее решена. К худу ли, к добру, но она выйдет замуж за Джозефа.

Опустив глаза, она боролась с тошнотой. Надо было предложить вначале пойти куда-нибудь поесть. Сквозь шум в ушах услышала она, как Джозеф щелкнул пальцами – несколько тихих слов, звон монет…

Сидони подняла глаза. Джозеф смотрит на нее непроницаемым взглядом. Мускул дергался на его изуродованной щеке. Он протянул ей букет нарциссов. До нее дошло, что старуха в лохмотьях, сидящая на ступенях церкви, продает цветы.

– Сидони? – напомнил Джозеф, когда она не взяла скромный букет.

– О!

Яркий, веселый, солнечный цвет нарциссов был пронзительным напоминанием о том, чего у нее уже никогда не будет.

«Смелее, Сидони!»

Ну довольно. Не станет она тащиться на свою свадьбу как какая-нибудь нищенка. Она войдет твердым шагом и смело встретит все то, что уготовила ей судьба.

Прогнав слезы, Сидони выпрямила спину. Она справится. Господь поможет ей. И Джозеф. И их будущий ребенок.

Словно увидев, что она воспряла духом, Джозеф отпустил ее руку, галантным жестом предложил свою. После легкого колебания она положила ладонь ему на руку. Он взглянул на нее, и Сидони уловила какую-то вспышку в его стальных глазах – это могла быть мука, не уступающая страданию. Потом выражение лица его вновь стало каменным, и она поняла, что ошиблась. Пальцы стиснули букетик нарциссов.

– Святой отец ждет нас, мисс Форсайт.

– Да, – прошептала она.

Когда они стали подниматься по ступеням, цветочница прокричала им вслед с неприятной веселостью:

– Благослови Господь жениха и невесту!

Сидони оставалась спокойной, когда Джозеф привез ее в Меррик-Хаус. Она хорошо знала этот дом. Роберта с Уильямом проводили больше времени в этой своей лондонской резиденции, чем в Барстоу-холле. И все же она приостановилась, войдя в ярко освещенный холл, который прежде был мрачным и темным.

Джозеф не дал ей времени восхититься переменами в оформлении дома. После того как лакей забрал у них верхнюю одежду, они вошли в библиотеку, мало используемую Уильямом и Робертой, но сейчас комната была явно жизненным центром дома.

– Милорд. – Молодой человек отложил перо и поднялся из-за стола у окна. За этим столом, которого тут раньше не было, Джозеф, должно быть, работал.

Сидони никогда прежде не видела свидетельств его деловой активности. В замке Крейвен он вел праздную жизнь. Сидони полагала, что теперь в качестве его жены она имеет право участвовать в его финансовых делах. Да вот только сомневалась, что он когда-нибудь доверит ей подробности своей работы.