— Заигрался твой протеже в воеводу, Вячеслав! Власть почуял, будто земля из-под ног ушла, — говорил Радек. — И я уверен, он думает, что не сделал ничего предосудительного.

— Николай, ты тоже голосовал за то, чтобы назначить его воеводой, — проговорил Соколов. — Но я виноват в первую очередь. Я хотел, чтобы человек этого века стал нашим товарищем, коллегой. Я думал, на него повлияет Марина Бельская. Но видишь, этот жестокий век диктует своим детям свою же модель поведения.

Однако Николай покачал головой:

— А ты возьми Бекетова — он же управленец от Бога! Сам знаешь, как он прекрасно справляется за Сазонова в Албазине, сколько он сделал для упрочения нашего славного имени. И заметь, — профессор поднял указательный палец вверх, — ни капли заносчивости, никакой спеси!

— Да, он с нами постоянно советуется, если в чём-то не может разобраться, — согласился Вячеслав.

— Вот! А сколько раз с тобой советовался Усольцев? — нахмурился Радек. — Полагаю, ни разу?

— Короче, Николай, снимать надо Кузьму, это ясно как божий день, — стараясь говорить спокойным тоном, пытался утихомирить профессора Соколов. — А дальше что?

— В смысле? — тяжело опустился на обитый кожей диван Радек. — Кого ставить в Селенгинск начальником? Кандидатов найдём, я думаю.

— А если Бекетова? — сказал вдруг Ярослав. — Вы же его хвалили.

— Хорошо, а кого оставим начальствовать в Албазине? — флегматично проговорил Николай Валентинович.

— До постройки корветов можно остановиться на кандидатуре Сартинова. Он имеет большой опыт управления, да и нештатные ситуации ему знакомы. К тому же сейчас албазинские верфи — это приоритетная стройка, — размышлял Соколов. — Почему бы и нет?

— В Бекетове я уверен, в Фёдоре Сартинове ни секунды не сомневаюсь. Мужик он волевой и требовательный, — соглашаясь, поднял ладони Радек. — Что с Усольцевым делать?

— Петренко предлагал вырвать ему ноги, — усмехнулся Вячеслав.

Услышав это, оба подростка переглянулись, не веря в столь чудовищное наказание.

— Оставь ты эти шуточки, Слава! Вопрос более чем серьёзный, — поморщился Радек, успокоив ребят.

Соколов предложил посадить Усольцева на землю, то есть выделить ему свой надел земли в ангарском посаде. А в будущем занять Кузьму работой в каком-нибудь цехе. Но такой сценарий предполагался только при искреннем согласии селенгинского воеводы с этими условиями. Ангарцы помнили, что в своё время Кузьма Фролыч помог им в привлечении на службу в Ангарию большого числа казаков и участвовал в становлении забайкальского казачества. Ну, понимает этот человек власть как инструмент, данный ему на веки вечные, коим он может крутить как захочет. Что тут поделаешь? Не казнить же его? Разве казнить волка за его жестокость — дело? Нет, конечно. И тут Соколов решил поступить с Кузьмой по-человечески, дать ему новые условия существования. А коли наука не будет впрок, то Бельская лишится мужа. Это предложил Игорь Матусевич, предостерегая Вячеслава, что Усольцев, оскорбившись, может поднять казачков и пошалить в своё удовольствие. Поэтому было решено вызвать Кузьму в Ангарск и уж здесь обо всём и поговорить. Если же заартачится казак, то добром дело сие не кончится.

На том и порешили. А к кадровой политике теперь отношение было самое щепетильное. Назначать воеводу можно было по общему согласию Совета, а выбирать кандидатуру только из тех людей, кто продолжительное время работал управленцем и зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Также в один из предрассветных часов радиоэфира Соколов договорился с Матусевичем и Петренко о разработке ими плана создания и функционирования службы исполнения наказаний. И если функции суда до поры исполнял Совет, то и репрессивные меры возьмёт на себя этот орган. Случай с Кузьмой Усольцевым дал понять, что ссылкой на работы тут не отделаться. Такой человек при малейшем намёке на неподчинение центральной власти должен быть устранён. Но вначале — изолирован. Для этого подходила соболиная ферма на байкальском острове Ольхон.

Ленское воеводство, золотой прииск на Витиме

Июнь 7152 (1644)

В конце июня до зимовья дошёл, наконец, пароход. В течение месяца его волокли с илимского притока до Киренги, а потом монтировали машину и вооружение. Пароходом всё же его назвать было сложно, ведь изначально судно проектировали как буксир для угольных барж. Это был небольшой кораблик с четырьмя картечницами на бортовых вертлюгах. Из-за коварности казачков пришлось из столь нужного на Ангаре буксира делать военный кораблик на Лене, ведь строить новый пароход — долгий и трудоёмкий процесс, а тащить по волоку один из имеющихся — слишком сложно, да и без разборки машины в этом случае не обойтись. А этот работяга притащил с собой ещё и три плота с инструментами и вооружением для витимского зимовья и для строящегося Ленска — пограничного с ясачными землями казацких острогов на этой великой реке.

Аркадий Ярошенко становился начальником новообразованного Ленского воеводства — то есть он автоматически входил в Совет, высший орган власти Ангарии. Петренко, годами создававший во Владиангарске пограничную стражу, мог быть уверен в своём товарище. Аркадий не подведёт.

Как и надеялись в Ангарске, зимнее нападение на витимский посёлок старателей было не спланированной акцией из Якутска, а злым умыслом вожака гулящей казачьей ватаги. Его, а также остальных, кто получил ранения при ответном рейде на Ленский острожек, старательно выхаживали. Причём Ваську и его ближайших приспешников планировали использовать в угольной шахте. Конечно, можно было душегубов и показательно повесить, но уж слишком это получалось непрактично. Десяток человек с кайлом лишними не будут. Неделю назад поправился и пятидесятник Елманьев Данила Романович, бывший голова разбитого и сожжённого Ленского острога. Ярошенко специально выжидал, не приглашая его на разговор, оставляя его требования без внимания.

А тем временем всех пленённых людей с острога, а также беглых казаков из Якутска привлекли к работам по строительству нового зимовья. Ленским служилым людям было объявлено, что после того, как они отстроят то, что порушили якутцы, их отпустят восвояси. Одновременно велась работа с Мишкой Тобольским, как он сам себя назвал, направленная на то, чтобы тот подбивал служилых людей идти на службу к ангарцам. А ему-то что? Тут ему, беглому казаку, уже пообещали землицы кусок да вспоможение денежное, одёжку и лошадёнку. Чего ещё желать? Осесть бы на землице ентой да зажить уже в спокойствии, жил не рвать боле. Людишки, что с Мишкой были, все как один решили уйти к ангарцам, а вот ленские вздыхали да думу думали.

Андрей Титов, который и в новом зимовье оставался начальником, руководил идущими строительными работами. Новое укрепление грозило быть немного больше прежнего по площади, а строительным материалом помимо дерева были и кирпичи. С их помощью были выстроены четыре угловых помещения, выполнявших роль бастионов, выдающихся в стороны. На их верхнем ярусе, предназначенном для ведения винтовочного и орудийного огня, были устроены бойницы. Был и своего рода лифт для доставки боеприпасов на верхнюю площадку. Титову не было отказано в доверии, несмотря на то что Андрей просил Соколова снять его с должности начальника посёлка. Сам себя он, однако, жестоко корил за смерть Богатырёва, за то, что позволил Александру выйти из укрепления навстречу цепким объятиям смерти. Однако за одного битого двух небитых дают. Эта фраза Соколова не дала пасть Андрею духом, и он с рвением принялся за восстановление ангарского поселения на золотоносной витимской землице.