Останки Богатырёва и охотника Кинеги были захоронены на склоне небольшого холма недалеко от стен Витимска. Именно так с недавнего времени был помечен на карте Ангарии этот посёлок. Удивительно богатые золотом берега местных рек и ручейков делали этот район стратегическим для княжества. Благодаря ему в казне Ангарска находилось почти полторы тонны золота в килограммовых клеймёных слитках. Основную часть этого богатства ангарцы собрали буквально руками. Бывало, отогнёшь край мягкого, стелющегося пружинящим ковром мха, а там — вот он, самородок!

В один из июньских вечеров Ярошенко наконец позволил Елманьеву прийти к нему на разговор. Только тогда, когда изба правления и бухгалтерии была построена, а печка — сложена. Данила Романович, как казалось Аркадию, сломленный морально, с порога, однако, сразу заговорил о том, чтобы его отпустили до Якутска. Что, мол, он должен немедля составить с якутскими воеводами отписку царю, где будут прописаны многогрешные деяния онгарские. Аркадий, в свою очередь, вовремя осадил пятидесятника, приказав тому закрыть рот и сесть на лавку.

— Говорить будешь, когда дозволю! — рявкнул новоиспечённый воевода. — А иначе пойдёшь дерево тягать. Царю о разорении Ленского острожка и сожжении нашего селения и так доложено будет, — уже спокойным тоном продолжил Аркадий.

— Знамо, как оно будет доложено, прикрас не жалеючи, — буркнул Данила.

— То не твоё дело уже, — отрезал Ярошенко. — Коли ваши воеводы сдержать воровских казаков не в силах, то будете за них в ответе. Ибо у нас гулящих татей не терпят. Для ваших лихих людишек у нас ярмо есть и кнут.

— Стало быть, и служилым казачкам со стрельцами обратной дороги не будет? — ахнул Елманьев, перекрестившись. — Почто так с невинными-то? Нешто они виновны в злодеяниях Васьки проклятого?!

— Погоди мельтешить, Данила Романович. — Воевода жестом успокоил пятидесятника, а заодно и двух ангарцев, бывших с ним рядом. — Сказал, отпущу — значит, отпущу. Вот достроите наш посёлок, и отвезу вас к Якутску. А пока — рано.

— И на том спасибо, — проговорил Елманьев. — А ежели с Якутска войско пойдёт на ваш острожек? Будешь ли столь грозен, яко в сей час упиваешься властию?

— Эх, Данила Романович, — с расстановкой отвечал Аркадий. — Зачем оно вам, головы тут класть? Ну, постреляем мы вас всех, а толку-то? Нам, думаешь, хорошо от этого, от братоубийства окаянного?

— А коли нет, почто творите оное? — прищурился казак. — Стало быть, по нутру?

— Тьфу ты! Снова-здорово! — нахмурился Ярошенко. — Я же говорю, каждый раз за злодеяния ваших казачков на нашей земле отвечать будете вы. А коли ещё раз будет нападение на наших людей, мы и Якутск спалим к чертям, а ваших людишек к себе уведём и на землю посадим. Уразумел ли?

Елманьев молчал, хмуро сопя и поглядывая по сторонам. Наконец он сказал:

— Не верно се, нет в словах сих правды!

— Увы, иного мы предложить вам не можем, — развёл руки в стороны Аркадий. — Мы будем защищать наших людей любым способом. Если надо будет, мы по Енисею границу установим! У нас каждый человек на вес золота! Ясно, Данила Романович? Мстить будем! До последней черты! — Ярошенко с силой стукнул по столу и встал во весь рост.

Ноздри у него раздулись, грудь порывисто дышала. Последние слова ангарского воеводы повергли Елманьева в состояние неясного трепета. Он, уверенный в себе и битый жизнью человек, вдруг с ужасом понял, отчего у него захолодило внутри. Он испугался.

— Всё, иди, Данила Романович. Опосля ещё поговорим. — Оправив кафтан, Аркадий подошёл к двери, показывая, что и Елманьеву пора на выход. — А насчёт царя не переживай, у нас с ним свой разговор будет.

Албазинское воеводство, Албазин

Июнь 7152 (1644)

Маленькое селение на берегу великой реки, некогда бывшее посёлком захолустного даурского князька, к лету этого года превратилось в настоящий городок. А по местным масштабам — и вовсе в мегаполис. Жилые дома уже давно вышли за крепостные стены, а совсем недавно и за частокол посада. Сказывалась политика привлечения в Албазин даурской молодёжи, кузнецов и земледельцев, а также переселение части молодых ангарцев на Амур. Кроме того, Албазин стал перевалочным пунктом для поморов, которые оставались здесь и работали на верфях.

Только тогда, когда будут построены оба корвета, в путь тронется тысяча двести человек. Люди отправятся к будущему Владивостоку не только по морскому пути, но также и на канонерских лодках по Уссури и её притокам. О грядущем переселении в Албазине судачили все. И строители на верфях, и люд в избах посада, дети в школах, и даже в церквушках, где присланные патриархом Иосифом священники окормляли паству Амурского края, говорили об этом.

Для каждого корабля требовалось не менее ста семидесяти человек команды, включая отряд стрелков. Матросы набирались большей частью из поморов, а флотские специалисты, артиллеристы — из ангарской молодёжи и первоангарцев. Именно они, возможно, больше всех хотели, наконец, выйти в море. Капитану Сартинову оно снилось чуть ли не каждую ночь. Кстати, работа продолжалась и ночью, при свете прожекторов и фонарей люди продолжали делать своё дело. Корпуса необходимо было закончить до наступления ледостава. Благо заготовленного дерева в ангарах на берегу реки было достаточно. Фёдор Сартинов, постоянно находившийся на верфях рядом с датчанами, контролировал процесс строительства корветов, что называется, на месте.

Именно там и застал его посыльный даур. Пробравшись по мосткам наверх, он увидел Фёдора Андреевича, которому что-то доказывали датчане, указывая на работавших людей. В данный момент шёл процесс крепежа бимсов, связывающих шпангоуты — рёбра корабельного каркаса.

— Фёдор Андреевич! — оставаясь на почтительном расстоянии, выкрикнул амурец. — Я от воеводы к вам!

Жужжание пил, стук киянок и прочее создавали сильный шум, дауру показалось, что капитан и не услышит. Однако Сартинов, поморщившись, обернулся и помахал амурцу — иди, мол, сюда.

— Что такое?

— Воевода Пётр Иванович зовёт вас в правление! — повторил даур и пояснил: — Говорит, важное дело.

Капитан кивнул и, дав последние рекомендации через толмача-немца, поспешил к приведённому амурцем коню.

До правления добрались быстро, Бекетов встречал Фёдора на крыльце, было видно, что воевода находится в сильном волнении.

— Фёдор Андреевич! — воскликнул он. — Рад, что ты так быстро! Пойдём, присядешь да почитаешь новости.

— Что-то случилось, Пётр Иванович? — нахмурился Сартинов, волнение Бекетова говорило ему только об этом.

Воевода подал ему раскрытую папку, лежавшую на столе, со словами:

— И получаса не прошло, как с Умлекана доставил посыльный. Наша рация не смогла сегодня с утречка сигнал принять.

Выдохнув, Сартинов одной рукой удерживал папку, а второй, помогая себе плечом, скидывал расстёгнутый кафтан. Сев в кресло, он углубился в чтение. Бекетов сел напротив, вглядываясь в лицо капитана. Тот хмурился, мрачнел, поднимал брови от удивления и, покраснев, поднял глаза на воеводу.