Но что это была за идея врезаться на машине в эту снежную гору, и выключить мотор и проглотить две дюжины таблеток зопиклона, которые лежали у меня в кармане, и ждать минуты, когда наконец смогу мобилизовать…

Мужество? Нет, это неправильное слово, потому что не было ничего мужественного в том, что я собиралась сделать. Скорее можно говорить о решимости. После долгих недель агонии, невыносимо мучительных, у меня наконец вызрело единственно возможное решение. И вот, забравшись в эту глушь, я свернула за поворот и, увидев громадные сугробы по обочинам, темный лес, вплотную подошедший к дороге, внезапно затормозила. Порывшись в кармане, я достала таблетки и, открутив крышку флакона, высыпала весь зопиклон себе в рот. Я чуть не подавилась, запивая его водой, таблетки слиплись и ободрали мне пищевод, но все-таки проскочили в желудок. Потом я выключила печку, отстегнула ремень, отсоединила подушки безопасности и нажала на педаль газа.

На все это ушло тридцать секунд. Я действовала быстро, инстинктивно, не позволяя себе остановиться и задуматься. Наверное, именно так и совершаются многие самоубийства. Недели, месяцы, годы раздумий и колебаний. А потом, в какое-то утро, вы оказываетесь на платформе в метро, слышите приближение поезда, который вот-вот с грохотом ворвется в туннель, и…

Выключить печку. Отстегнуть ремень. Горло все еще жжет от двадцати четырех таблеток сильнодействующего снотворного. Не размышляя, я надавила ногой на педаль. Машина рванула вперед, влетела в снег и ударилась о что-то твердое. Меня бросило вперед. Мир потемнел. И…

Это должно сработать. Это конец — либо удар, либо таблетки, либо холод (либо сочетание всех трех факторов) меня убьют.

Но это был не конец. Потому что…

Я очнулась. И обнаружила, что лежу не то на узкой лежанке, не то на больничной каталке. Когда взгляд сфокусировался и комната приобрела очертания, я увидела, что стены окрашены так, как бывает в учреждениях, а потолок потрескался и покрылся плесенью. Я попробовала поднять руки, но не смогла. Они были привязаны к кровати. Несколько раз моргнув, я поняла, что один глаз закрыт повязкой. Я коснулась губ языком. Зря. На обеих губах — «частокол» из многочисленных швов. Во рту пересохло. Покосившись влево, я рассмотрела трубки, отходящие от моих закрепленных рук, и какие-то мониторы рядом с каталкой. Еще я ощущала что-то колючее и неприятное, выходящее из моего тела. Даже в таком затуманенном, полумертвом состоянии я поняла, что это катетер в мочевом пузыре.

Господи, я жива!

— О, наконец-то! Вы очнулись.

Голос был невыразительный. Сухой, как прерия, бесцветный, никакой. Я поморгала единственным здоровым глазом — и сумела различить силуэт стоявшей передо мной женщины. Еще раз моргнула, и изображение стало более четким. Женщина была худая, как щепка, с резкими чертами лица и, судя по морщинам, немолодая. Но ее глаза вызвали у меня беспокойство. В этих глазах не было ни жалости, ни снисхождения. Эти глаза, пробившись сквозь пелену, немедленно сказали мне: она все знает.

— Ручаюсь, вы такого не ждали, а?

— Где я? — задала я вопрос.

— Региональная больница Маунтин Фолс.

— Маунтин Фолс?

— Все правильно. Маунтин Фолс, штат Монтана. Ваш «несчастный случай» произошел как раз на въезде в Маунтин Фолс, на трассе двести два, два дня назад. Вы его помните?

— Мм… смутно. Я не справилась с управлением…

Фраза осталась незаконченной.

— Вы не справились с управлением автомобилем после того, как приняли почти летальную дозу снотворных пилюль и врезались в снег, отстегнув ремень. И смею предположить, то, что подушка безопасности была блокирована, а в машине не было никакого отопления, простая «оплошность», хотя на улице в ту ночь было минус пять.

— Я не справилась…

— Это я понимаю… — Суровый тон женщины немного смягчился. — Мы все это понимаем. И к тому же мы знаем причину…

— Откуда вы…

Я снова не смогла закончить свою мысль.

— Знаем почему? При вас был бумажник. По нему копы, которые вас нашли, узнали, кто вы такая. Провели небольшое расследование — они же копы, и все такое. Ну, и обнаружили то, что должны были обнаружить, и нам сообщили о ситуации. Вот почему вы сейчас привязаны. Предосторожность — на случай, если вы вдруг снова решите нанести себе тяжкий вред.

Я прикрыла глаза, переваривая услышанное. Они знают. Знают все.

— Зовут меня сестра Рейнир, кстати. Рейнир, как гора в штате Вашингтон. Дженет Рейнир. Я здесь старшая сестра, в этом отделении. Знаете, какое это отделение?

— Психиатрическое?

— Догадались верно. Вы в психиатрическом отделении — здесь наблюдают за самоубийцами. По-моему, вы поддались минутной слабости и решили разом покончить со всем. В смысле, можно же было остановиться в мотеле с тем же зопиклоном и бутылкой виски и проделать все то же самое, но там это было бы немного удобнее. Это было спонтанное решение, права я?

Я закрыла глаза и отвернулась.

— Грубовата я, да? Вот так и справляюсь здесь со всем. Понимаю, конечно, вы надеялись, что я поверила в несчастный случай. Ясно, что говорю я вам не самые приятные и, может быть, не самые подходящие к случаю вещи, но что же делать? Раз уж вы в моем отделении, привыкайте к моей манере — у меня все без прикрас. Потому что наша задача — чтобы к выписке у вас не было в голове мыслей еще раз врезаться во что-нибудь. Вы слышите меня?

Я лежала, отвернувшись от нее.

— Вы слышите меня?

Она не повысила голос ни разу, но и без того безумно раздражала меня.

Я кивнула.

— Хорошо. Тогда задам вам еще один вопрос: если я сниму ремни и освобожу вам руки, вы будете хорошо себя вести — не сотворите сгоряча какой-нибудь глупости и не навредите себе?

Я снова кивнула.

— Мне бы хотелось услышать, как вы выражаете свои мысли вслух.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы мобилизовать свою способность говорить. Я подала голос и обнаружила, что малейшее движение губ причиняет страшную боль.

— Я обещаю.

— Договорились, и я очень рада, профессор, слышать ваш голос.

Профессор.

— Так, теперь я собираюсь вам задать еще один вопрос: не хотите ли попытаться попить через соломинку? К руке у вас подведена капельница, через нее подается необходимая жидкость, но внутривенное вливание — не то же, что настоящее питье, согласны? Вы в целом отделении одна, никто к нам не торопится, это даже удивительно, если учесть, как обычно зимой в Монтане крышу сносит у всех, так что я вполне могу приготовить вам что-нибудь легкое и питательное, вроде молочного коктейля. Подойдет?

Я кивнула.

— Словами, пожалуйста.

— Да, благодарю вас, — выговорила я.