«За что? Нет, так нет, ничего не поделаешь. Не мог же ты сам сесть и написать новую книгу о голубом порошке».

«Вообще-то, теоретически, мог бы. За полчаса вполне можно успеть написать небольшую книгу».

«Книгу? За полчаса?! Ты меня натурально убиваешь».

«Тем не менее, ничего невозможного тут нет — если, конечно, речь о познавательной брошюре, не обладающей особыми художественными достоинствами. Но такая книга не имела бы никакой практической ценности, поскольку необходимыми знаниями я, к сожалению, не располагаю».

— Нет в библиотеке Семилистника никаких сведений о голубом порошке, — сказал я Джуффину. — Видимо, совсем свежее изобретение.

— Или наоборот, очень древнее. Или настолько бесполезное, что никому в голову не пришло о нём писать. Или просто секрет одного из Орденов. Они далеко не всегда афишировали свои достижения и, в общем, правильно делали. Хотя нам от их скрытности одни неудобства.

— Может быть, леди Сотофа знает, что это за неведомая хрень? — предположил я.

— Я бы не удивился. Она у нас крупный специалист по, как ты выражаешься, «неведомой хрени».

— Уже легче.

— Ха. С удовольствием посмотрю, как ты будешь выцарапывать из Сотофы её тайные знания. Меня она посылает к Тёмным Магистрам в одиннадцати случаях из дюжины — при том, что прекрасно знает, что меня беспокоят исключительно вопросы жизни и смерти, с другими я к ней не хожу.

— Может быть, в этом всё дело? Вопросами жизни и смерти мало кто по доброй воле согласится заниматься. А я вечно лезу к ней со всякой ерундой… Знаешь что? А давай поспорим на сто корон, что леди Сотофа меня, как минимум, выслушает!

— Нашёл дурака! — хмыкнул Джуффин. — Глупо спорить с человеком, который сам предлагает такую высокую ставку, а значит, уверен в победе. Откуда мне знать, о чём вы с ней сговорились у меня за спиной?

— Не сговорились, — сказал я. — Честно! Ладно, не хочешь на сто, давай хотя бы на десять корон поспорим. Это мой единственный шанс.

— Заработать денег? Не изводись так, очередная выплата жалования буквально через три дня.

Я яростно помотал головой. И подумал: «Хватит уже прикидываться недогадливым!» Но вслух, конечно, ничего не сказал.

— Ладно, — решил Джуффин. — Спорим. Но на две короны, не больше. И только попробуй проиграть!

Я улыбнулся, кивнул и послал зов леди Сотофе Ханемер.

«Слушайте, — сказал я ей, — тут такое дело. Стыдно признаваться, но придётся. Иначе я пропал».

«Это что-то новенькое, — обрадовалась она. — Чтобы ты, да вдруг пропал! Во что это ты вляпался?»

«В блестящий голубой порошок. Никто не знает, что это такое, но дело даже не в этом. Просто я предположил, что вы знаете наверняка. А Джуффин сказал, что вы меня пошлёте, да так далеко, что тысячу лет идти буду. Слово за слово, и мы…»

«Неужели подрались?»

«К сожалению, нет. Просто поспорили. Джуффин поставил две короны, что вы со мной даже разговаривать не захотите. Пришлось принять вызов. Очень обидно было бы проиграть».

«Жалко, что всего две, — сказала леди Сотофа. — Было бы гораздо веселей помочь ему продуть сразу сотню. Ладно, что с тобой сделаешь, приходи со своим порошком. Я у себя в беседке и буду сидеть тут ещё, как минимум, час».

— Ты хорошо нас изучил, — одобрительно усмехнулся Джуффин. — Есть две вещи, в которых я твёрдо уверен: если я попаду в беду, Сотофа придёт на помощь, не считаясь ни с чем. А если у неё появится хоть малейшая возможность оставить меня в дураках, она это сделает — тоже не считаясь ни с чем.

— Её можно понять, — сказал я. — Всем нам надо время от времени делать что-нибудь невозможное — просто чтобы оставаться в тонусе. А леди Сотофа всё-таки очень могущественная. Даже слишком. Поэтому выбор невозможного у неё совсем невелик: то ли новую Вселенную создать, то ли тебя в дураках оставить. Я бы на её месте тоже выбрал второе. Вселенная — это всё-таки очень много возни. Хуже переезда.

— В твоих устах звучит крайне убедительно. Ладно уж, дуй отсюда. Пока Сотофа не передумала.

К моему удивлению, леди Сотофа ждала меня не одна. Напротив неё сидела толстуха в нелепой меховой шапке, какие носят в Изамоне, и пёстрой накидке, отчасти напоминающей лоохи, сшитое без участия профессионального портного; скажем, из двух простыней.

Когда я появился на пороге, толстуха как раз заливисто хохотала, размахивая руками. И мне стало ужасно неловко, что я нарушил такие хорошие посиделки; с другой стороны, леди Сотофа сама меня позвала. Наверное, ей видней.

— Заходи, — сказала леди Сотофа. — Чего ты ждёшь? Мы тебя не съедим, уже пообедали. А ты?

— Я только что съел бутерброд, — честно ответил я. — Он был большой и зелёный. Так что, считайте, этот вопрос на какое-то время закрыт… А я вам точно не помешал?

— Помешал, конечно, — лучезарно улыбнулась она. — А то сам не видишь, как мы тут отлично сидим. Но твой спор с Джуффином — это святое. Две короны во что бы то ни стало должны покинуть его карман. Ну и Хайста совершенно не возражала против твоего прихода. Ты ей понравился.

Только теперь я узнал толстуху. Гадалка с улицы Жёлтых Камней. Ну надо же. Вот уж кого не ожидал здесь встретить! И совершенно зря. Леди Сотофа сама говорила, что они подружки.

— Спасибо, что не возражали, — сказал я гадалке. И зачем-то добавил: — А у моего друга как раз сегодня сбылся ваш Пророческий сон. Ничего особенного, просто про погоню и человека в жёлтом тюрбане, зато сбылось всё слово в слово. Он был очень рад.

— Что по-настоящему прекрасно в Пророческих снах, — откликнулась гадалка, — никто в них не верит! Ни молодёжь, ни, что самое поразительное, опытные колдуны. В Белый Огонь они почему-то верят, хотя кто его видел, тот Белый Огонь? И в Тёмную сторону, и в Хумгат, где почти никто не бывал, верят безоговорочно. Даже в такую ерунду как Сон Мёнина[24],Красный дым[25],или, скажем, кейифайские приворотные зелья — верят! А в Пророческие сны не верят, и хоть ты тресни. И всякий раз искренне удивляются: гляди-ка, сбылся! Сразу чувствуешь себя единственным человеком в Мире, которому под силу настоящие великие чудеса.

И рассмеялась ещё громче.

Легко всё-таки иметь дело с могущественными ведьмами. Они совершенно не обидчивы. Ничем их не проймёшь — смеются, какую бестактность ни скажи. А то даже страшно подумать, сколько врагов мог бы нажить в их лице балбес вроде меня, который сперва говорит, а уже потом обдумывает сказанное.