— Значит так, сэр Макс, — сказала леди Сотофа. — Времени у нас с тобой мало. А сделать предстоит очень много. Поэтому, во-первых, садись. Во-вторых, немедленно выпей вот эту камру, я её сама варила и очень старалась придать ей тонкий изысканный привкус тлена, как будто половую тряпку в кувшине постирали. Точно такую камру варили в годы моей юности в Кеттари, и без неё мне жизнь не мила. В-третьих, вот кусок пирога. Совсем небольшой, сам видишь. Тебе придётся его съесть, потому что мы с Хайстой больше не можем, а оставлять еду на тарелке — дурная примета. Моя бабка говорила, что от этого погода портится. Я в такую ерунду, конечно, не верю, но зимой с погодой лучше не шутить. Поэтому ешь. И чтобы я больше не слышала ни о каких зелёных бутербродах, ясно тебе? Я — дама впечатлительная. У меня воображение. И нервы. Я же, чего доброго, в обморок упасть могу, пытаясь представить, как ты давишься этой зелёной отравой. И да, в четвёртых. Мне очень интересно, что за предлог ты сочинил, чтобы внезапно напроситься в гости и сожрать мой прекрасный пирог, которого нам самим мало… Да ешь ты, ешь! Шуток не понимаешь?

— Понимаю, — с набитым ртом сказал я. — Иногда. И не все. И вообще я стесняюсь.

— Меня? — изумилась леди Сотофа. — Ты что, опять за старое взялся? А ну прекращай немедленно!

— Я не вас стесняюсь, а леди Хайсту. Между прочим, имею полное право, я её всего второй раз в жизни вижу. И ещё глупостей ей наговорил…

— Глупостей — это как раз очень хорошо, — успокоила меня леди Сотофа. — Затем мы тебя и позвали, чтобы ты нас глупостями развлекал. Но подозреваю, всё, что ты можешь для нас сделать — это поставить на стол свой грязный сапог. Заранее благодарна тебе за изобретательность, но это, пожалуй, всё-таки лишнее. И не так смешно, как ты наверное себе представлял, когда тащил его через весь город… Тёмным путём, я понимаю. Но всё равно ведь тащил!

— На самом деле, сапог — это и есть вопрос, — сказал я. — Штука в том, что он измазан в каком-то странном порошке. Нумминорих утверждает, что никогда прежде не слышал этот запах. Джуффин говорит, что впервые в жизни видит подобную ерунду. Сэр Шурф не нашёл в вашей знаменитой библиотеке ни единого упоминания о чём-то подобном. Я тоже ничего не знаю, но это как раз нормально, потому что я никогда не знаю вообще ничего. Однако — внимание! Почему-то для создания этой неведомой фигни применили семьдесят восьмую ступень Белой магии. И — ещё раз почему-то — следы этого порошка мы обнаружили в тех самых местах, где валялись обезумевшие от страха сновидцы. Вы же о них уже знаете?

— Знаю, — кивнула леди Сотофа. — Рада, что тебе удалось их спасти. Ужасно глупо, конечно, что ты до сих пор не умеешь выстраивать защиту и сразу со всеми потрохами влипаешь в чужое страдание. Я бы тебя первые сто лет только ставить щиты и учила, а уже потом — всему остальному. Но ничего не поделаешь, мальчишек я в ученики не беру, а значит и решать не мне. Зато про порошок интересная новость. Ну-ка покажи свой сапог.

Взяла его и сама водрузила на стол. А ведь только что просила меня этого не делать.

— Ладно, по крайней мере, я тебя покормила, — наконец сказала она. — Хоть какой-то прок от твоего визита, сэр Макс. Жаль тебя огорчать, ноя тоже понятия не имею, что это за порошок.

— Правда, что ли, не знаешь? — насмешливо спросила леди Хайста, всё это время слушавшая нас со снисходительной улыбкой. — Это же просто Кель-круальшат. Было бы из-за чего шум поднимать.

Всё-таки я очень везучий — по большому счёту. То есть, бутерброды у меня ухитряются падать маслом вниз, даже когда никаким маслом их отродясь не мазали. И все колючие кусты, если что, мои — вот как сегодня. Зато когда мне что-то нужно позарез, судьба моя, немного меня помучив, внезапно меняется в лице, виновато бормочет: «Сразу надо было сказать, что это серьёзно», — и устраивает всё наилучшим образом. Например, вовремя приводит в беседку леди Сотофы её подружку, возможно, единственного во всём Мире эксперта по интересующему меня вопросу. Ну или одного из немногих. Главное, что приводит. Такая она у меня молодец.

— Что за Кель-круальшат? — нахмурилась леди Сотофа. — И как, интересно, я могу о нём не знать, если ты…

— Вот и мне интересно, почему ты не в курсе, — усмехнулась толстуха. — Впрочем, ты немного потеряла. На мой взгляд, порошок Кель-круальшат — самое бессмысленное из всех волшебных зелий, кроме, разве что, пилюль, избавляющих от пристрастия к табаку, и благовоний, внушающих уверенность, будто все вокруг гораздо глупее тебя.

— Да что же это такое?

— Приманка для тех, кто видит нас во сне.

У меня даже в глазах потемнело, когда она это сказала. Приманка, значит. Допрыгались. Умысел всё-таки налицо. А мне так нравилось думать, что студент Еппа Буобли, запугивавший спящих недобрыми предсказаниями — единственный злой дурак на всё Соединённое Королевство!

Выходит, не единственный.

С другой стороны, это даже хорошо. Если наших сновидцев пугали нарочно, значит ничего пророческого в их кошмарах нет. Апокалипсис отменяется. При условии, что его не устрою я сам, окончательно разочаровавшись в человечестве.

Но это всё-таки вряд ли. Я отходчивый. И ленивый.

— Приманка для тех, кто видит нас во сне, — задумчиво повторила леди Сотофа. — Слушай, но зачем их вообще куда-то приманивать? Кому такое в голову пришло?

— Имя первооткрывателя мне неизвестно. И, подозреваю, вообще никому. Кель-круальшат изобрели столько тысяч лет назад, что любой профессор математики собьется со счёта. И почти сразу забыли, как я понимаю, по причине полной бесполезности.

— Но ты-то о нём откуда знаешь?

— На самом деле, случайно. Был у нас в Ордене Потаённой Травы послушник Нанка Вирайда. Хороший мальчишка. И, на мой взгляд, довольно непростой. Достаточно сказать, что его лучшим другом был другой мальчишка, тоже послушник, только не падай, Ордена Водяной Вороны.

— Что?!

— Вот именно, «что»! Тем не менее, это так. Мальчики жили по соседству и дружили с пелёнок. А потом подросли и поступили послушниками в разные Ордена. Нанка — в Орден Потаённой Травы, а его приятель — в Орден Водяной Вороны. Не по своему и даже не по родительскому выбору, а по приказу Магистра Лойсо, который сам выбирал себе учеников, и отказываться от такой чести мало кто решался. Ладно, не о том речь. Факт, что мальчишки стали послушниками в разных Орденах. Обычно детской дружбе на этом приходит конец, но у них вышло иначе. Друзья продолжали видеться, правда, не так часто, как им хотелось бы. У послушников не самая привольная жизнь, да и отношения между Орденами к тому времени стали уже слишком напряжёнными, чтобы можно было вот так просто с кем попало дружить. Впрочем, наши-то до последнего делали вид, будто нарастающая с каждым днём вражда всех со всеми нас не касается. И прямого запрета поддерживать отношения с адептами других Орденов не последовало даже после начала войны. Магистр Хонна говорил, что человеческие связи должны создаваться и рваться только по собственной воле, начальству в эти дела нос совать не следует; конечно, он совершенно прав. Так что Нанка мог открыто принимать своего дружка и порой приводил его на общую Орденскую кухню — пожрать. Потому что как и чем кормили послушников у Лойсо, об этом по столице страшные байки ходили, а правда была ещё хуже; впрочем, что толку сейчас причитать.