Одиль. Кейт несколько удивила такая фамильярность.

— Нет, не говорила… — Она почувствовала, как кровь приливает к шелушащимся щекам. — Хотя, может быть, и собиралась, но ей приходилось постоянно спускаться вниз и отвечать на телефонные звонки. Но она сказала, что узнала о том, что мне нужна работа, от одного друга. Не от тебя, случайно?

— Да, я упомянул об этом. Она говорила, что ей требуется помощь по дому, и я подумал, что ты как раз подойдешь.

— Я и не подозревала, что вы знакомы.

— Да, она ведь любит искусство, как ты, наверное, уже догадалась. И поддерживает меня. — Он хлопнул в ладоши, широко развел руки и поклонился: — Что ж, раз уж ты здесь, пойдем, я покажу тебе мою студию.

Из окна, как и с ее балкона, открывался вид на сад и крыши домов. Во всем остальном просторная светлая мансарда резко отличалась от всех остальных помещений старого дома.

Она была невероятно захламлена. Повсюду валялись кучи разных предметов, заваленных сверху чем-то еще. Рядом со стеной, когда-то чистой, а сейчас заляпанной краской, стоял рабочий стол Фабьена с грудами журналов, газет, шляп и ручек. Также на нем лежал пластмассовый — хотелось бы надеяться — череп и несколько крупных кристаллов, покрытых слоем пыли. Стульев в студии не было. Похоже, Фабьен не собирался превращать ее в гостиную.

— Какой здесь беспорядок! — заметила Кейт.

Фабьен пожал плечами:

— У художников всегда так. — Он оглядел комнату. — Конечно, это плохо, но ничего не поделаешь… — Взяв череп, он перебросил его с руки на руку и добавил: — Вот так вот, бедный Гораций!

— Йорик, — поправила его Кейт. Конечно, не стоило ожидать от француза, даже такого образованного, как Фабьен, что он знает Шекспира.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Я знаю. Просто этого я зову Гораций.

На полу под столами валялись грязные тряпки. Кейт подумала, что он, наверное, вытирает о них кисти, но вдруг увидела там красную рубашку, которая была на Фабьене, когда они встретились в кафе.

— Там у тебя гардероб?

Он улыбнулся:

— Да, храню там кое-что из одежды. Ты же видишь, здесь не убрано.

Еще в студии стояла скульптура из папье-маше — изящная женская фигура с яблоком в одной руке и чем-то типа грелки в другой. На полу в ужасном беспорядке валялись велосипедные рули, рулоны холста и сломанная деревянная статуя неизвестного святого. У противоположной стены стояла низкая кушетка, покрытая измятой грязно-белой простыней.

— Да, — согласился Фабьен, проследив за ее взглядом. — Ее не мешало бы постирать. Да и не только ее… В первую очередь мои волосы.

Вся голова Фабьена была измазана фиолетовой краской. Кейт сразу же вспомнила Дарреиа и подумала, насколько далеко он продвинулся в своем стремлении покорить мир. Наверняка у младшего репортера все шло как по маслу.

Судя по всему, Фабьен не пользовался палитрой и смешивал краски на всем, что попадало под руку: тарелках, полиэтиленовых пакетах, обрывках старых газет. Пыльные огарки свечей на полу и на мебели указывали на то, что иногда он работает по ночам. На заляпанном краской буфете — или, вернее, на том, что от него осталось, — стоял целый лес кистей в банках.

Кейт заметила сваленные в кучу холсты у стены и устремилась к ним. На одном, еще не законченном, был изображен петух. Ее привело в восхищение, как всего несколькими яркими мазками Фабьену удалось передать характер этой тщеславной домашней птицы. На картине не было ни солнца, ни птичника, и все же Кейт ощутила жизнерадостный хаос, царящий на ферме.

— Посмотри, над чем я сейчас работаю.

Он взял ее за руку — абсолютно спокойно, без стеснения и церемоний — и повел к мольберту, перед которым стоял, когда она вошла.

— Узнаешь?

Кейт увидела наброски портрета какой-то пары — судя по всему, состоятельной, с легким налетом порочности и тайны. И тут Кейт узнала узкие глаза мужчины, его оценивающий взгляд и розовое платье девушки. Это была боснийская поп-звезда и ее пожилой поклонник.

— Просто потрясающе, — тихо выдохнула Кейт. — Как же это здорово — уметь рисовать!

— Но сочинительство во многом похоже на живопись, — сказал Фабьен. — Ведь нас тоже интересует форма, размер и баланс. Ты должна создавать историю так же, как я картину. И точно так же необходимо противопоставлять светлое и темное. Только ты используешь не краски, а слова, придумываешь героев и пишешь о добре и зле, о смешном и грустном.

Кейт смотрела на него во все глаза — она никогда не думала так о своей работе.

— И чтобы достичь успеха, каждому из нас нужно отдавать работе всего себя, используя весь свой опыт. Жить полноценной жизнью, наблюдать за происходящим вокруг…

Кейт задумалась о том, живет ли она так, как сказал Фабьен. Нет, похоже, она только в самом начале пути.

— Выпьешь вина? — Он достал бутылку из старого холодильника, который тоже ютился под рабочим столом, и разлил напиток по двум разномастным бокалам. — Конечно, не очень-то изысканно, — извинился он, протягивая ей бокал.

— Спасибо.

Напиток оказался на удивление вкусным и прохладным.

— Лучше, чем в «Биллиз», да?

— В «Биллиз»?

— «Биллиз»! — кивнул Фабьен. — Где ты завтракаешь в Англии. Ты рассказывала мне недавно, в отеле «Дю рок».

— Я говорила о «Биллиз»? — не веря своим ушам, переспросила Кейт.

— Кафе в Окмаклетуэйте, — улыбнулся Фабьен.

— В Слэкмаклетуэйте.

— Я ничего не забыл. — Он удовлетворенно причмокнул губами. — Газета, пиццерия, Дорин Брейсгирделл и женская ассоциация. Глэдис Аркрайт и «Ромео и Джульетта».

— Я обо всем тебе рассказала? — Она выпила тогда гораздо больше, чем ей казалось. Как неприятно! К счастью, графиня ничего об этом не знает.

— Да, и мне очень понравилось. И Одиль тоже была в восторге, когда я пересказал ей.

— Пересказал? Про Дорин Брейсгирдл и Глэдис Аркрайт? — Кейт представила себе, как перекошенное лицо графини еще сильнее искажается от отвращения.

— А почему нет? Одиль считает, что ты очень интересный человек. Она наверняка сказала тебе, что очень любит Англию и все, что с ней связано. И отлично говорит по-английски.

— Правда? Я общалась с ней только на французском.

Фабьен кивнул:

— Ну да. Мы часто беседуем по-английски ради практики. Я тоже обожаю Англию. Как я уже говорил тогда в отеле, я хотел бы поехать и поработать в твоем городе. В Экмаклетуэйтсе.

— Слэкмаклетуэйт. — Конечно же, это шутка. Что он может там нарисовать? Обнаженную Глэдис Аркрайт? Натюрморт с картошкой и сыром из «Биллиз»? Обнаженную Глэдис Аркрайт, поедающую картошку с сыром?