Маша вышла.

Егор стянул с себя трусы и отправил их в корзину для мусора: в рюкзаке, привычно, имелись два комплекта сменного белья — две пары носков, трусы и футболка на замену в каждом, аккуратно запаянные в пакеты для заморозки продуктов.

Бис включил воду, настроил нужную температуру и стал её лить с головы на тело. Потом закрепил лейку на штангу поднял на нужную высоту и так неподвижно сидел под водой, наблюдая как брызги летели во все стороны за пределы ванны. Но ему было все равно.

Он потянулся к полке, на которой стояла бутылка с каким — то шампунем, зажал между бёдер, вылил немного на ладонь и намылил голову. Потянулся, чтобы поставить бутылку на место, но она соскользнула и грохнула по ванне, как в медный колокол.

— Что случилось? — вбежала Мария.

— Кажется я уронил шампунь и отколол кусок ванны, — пошутил Егор.

— Давайте, я помогу вам помыть голову?

— Ну, если вас не смущает мой вид, помогите.

— Уже не смущает.

— Тогда при одном условии: вы перестаёт мне выкать, и я вам — тоже. А то, совсем нелепо звучат ваши обращения к голому на «вы»!

— Хорошо.

Мария подняла шампунь, выдавила немного на ладонь, нанесла на голову, затем смыла пену водой и намылила снова.

— Спасибо, Маша. Дальше я сам.

— Это ещё не всё. Сиди спокойно, а то мыло в глаза попадёт. Не плохо было бы побриться… — интенсивно намыливая лицо, сказала она. — А как ты моешь левую руку?

Егор задумался:

— Я её не мою, просто ополаскиваю водой, либо — потерев о ногу.

— Давай, я хорошенько её вымою.

Егор только пожал плечом. Он сидел с закрытыми глазами, слушал как бежит вода, как проворные нежные руки залезли ему в подмышки, поскребли ногтями спину, погладили круговыми движениями грудь и ему показалось, что открой он сейчас глаза, увидит перед собой Катю. И не открыл. Напротив — затаился и крепко зажмурился.

Когда Маша коснулась руками ног, Егор вздрогнул, открыв испуганные глаза.

— Не надо, Катя! — сказал он. — Дальше я сам!

Маша поднялась, напуганная резким тоном и названная чужим именем. Весь халат её был мокрым и местами лип к выпуклым частям фигуры. Под ним она была стройная, где следовало и пухленькая в нужных местах.

«Прав был Игорь, — согласился Егор, — грудь, что надо».

— Где вас так? — спросила она, снова перейдя на «вы».

— «Подпрыгнул» на мине. В две тысячи первом. В Грозном… А чего мы опять на «вы»? — спросил Егор. — По законам жанра: вы омыли мне голову и даже больше — увидели меня во всей красе и теперь я обязан на вас жениться, если вы, конечно, не замужем? Ну, а если замужем — принять приглашение на ужин? Что выбираете?

— Я не знаю… Ужин, наверное, можно.

— Отлично!

— Я, пожалуй, тогда переоденусь.

— Непременно, — улыбнулся Егор.

Дальше Егор орудовал сам, весь побрился. Дольше всего возился с областью левой подмышки. Обмылся под душем и выключил воду. Осмотрелся в поисках удобных рычагов и поручней и стал выбираться, предварительно бросив полотенце на пол, чтобы не убиться на кафеле. Оно в миг напиталась водой с пола и застыло как коврик.

Егор распотрошил рюкзак, достал комплект белья и оделся. Очистил от грязи и пыли силиконовые манжеты, хорошо обработал их антисептиком и собрал себя в полный комплект.

За это время Маша успела вернуться.

— Хотела помочь вам одеться, — сказала она смущённо.

— Тебе… — сказал Егор. — Помочь тебе одеться… — повторил он снова и трудный момент прошёл.

— Конечно, тебе… — Она смотрела на него и не отводила глаз, а он не мог понять, что случилось. — Кажется, раны придётся обработать снова, — сказала она. — Сейчас всё принесу.

Все манипуляции, проведённые ранее в смотровом кабинете, она проделала снова, все очень сосредоточенно и не глядя на Егора. Затем она опустилась перед ним и мягко касаясь влажным тампоны, обработала рану на колене. Егор, боясь пошевелиться, смотрел в пространство перед собой и старался не думать ни о чём. Но она находилась в каких — то двадцати сантиметрах от него и когда клеила лейкопластырь на рану на бедре, касалась грудью его колена. Ему хотелось притянуть её за руки и нежно поцеловать в шею, в лицо, в губы. Он чувствовал аромат её духов, запах кожи. Он охнул и сжал руки в кулаки. Маша отпрянула назад.

— Больно? — спросила она. — Я сделала тебе больно?

— Нет, — сказал он. — Всё в порядке… — и стал одеваться в лохмотья.

— Зачем ты одеваешь на себя грязные вещи?

— Ничего другого у меня с собой нет.

— Я принесла тебе больничную пижаму. Это лучше, чем твоё рваньё?

— Согласен, — сказал Егор.

Он натянул брюки — разблокировал специальной кнопкой протез в коленном суставе и, вывернув то, что ниже колена на сто восемьдесят градусов кверху, натянул штанину — и куртку, и лег на постель, заломив левую руки за голову. — У тебя есть телефон, чтобы заказать еду.

— Конечно, — согласилась она. — Возьми.

Егор отыскал с помощью поисковика в глобальной сети телефон ресторана, заказал еду и вернул трубку Маше.

— Ты так голоден, что заказал на пятерых или, будут другие?

— Нет. Только ты и я. И я действительно очень голоден.

— Это у тебя послестрессовое состояние… Не было никакой пробежки, правда ведь? Я видела у тебя оружие, а ещё — вашего приятеля прооперировали. Вся больница уже об этом говорит.

— Не стану отпираться: это правда! — признался Егор.

— Где — то был бой? — спросила Маша, сидя на соседней койке. — В районе Кожевни было слышно стрельбу?

— Был бой, — сказал Егор, прикрыв глаза. — Погибли несколько парней.

— Тебе нравится воевать? — спросила Маша.

— Что — то есть неотразимое в ней, в войне, что находит и военный, и гражданский человек… Люди пребывают в полном восторге и глубоком ужасе от происходящего… В восторге и ужасе! Но, только не я, не теперь.

— Ты хоть раз боялся смерти, когда был на войне? — спросила Маша.

— На войне не каждый день идут бои, не каждый день ужасен и смертелен. Но страх смерти определённо присущ всем. Случалось, в бою и я боялся смерти, осознавая, что она близко? Мало кто воюет с особым чувством, будто неуязвим и его не волнует куда летят пули. Случается, в бою не успеваешь об этом подумать, а бывает — видишь, как врезаются пули или снаряд и становится жутко страшно. Порой, не думаешь про завтра, потому что завтра может не наступить, а порой, уже не можешь его представить. Но,