— А знаешь, в чем твоя проблема?

— В неразборчивых связях, видимо… — грустно ответил Алекс и поистине по-принцевски посмотрел мне в глаза.

— Именно… В том, что любя одну женщину, ты не чураешься прелестей других. Ты тоже как маленький ребенок, которому постоянно нужна новая игрушка.

Шувалов горько усмехнулся.

— Ты меня плохо знаешь, Таня. Очень плохо.

Такой взгляд, даже поежилась. Мне в нем почудились одновременно злость, возмущение и такая же зеленющая тоска, что сидела внутри меня.

«Осторожно, Таня, не смей его жалеть, — кричала феминистка, — он тебя не пожалел, всю такую возвышенную, мечтающую о семейной жизни, хорошенько повозил в зловонной грязи своей похоти».

— Бессмысленный разговор, мы не понимаем друг друга, Александр Иванович. Передайте мне, пожалуйста, бумаги.

Шувалов протянул папку. Это немыслимо, невозможно, но даже через картон папки по руке прошелся ток, резанувший жидким огнем тело. Больно… сладко… прямо по сердцу.

— Надеюсь, во время реализации этого проекта мы будем контактировать как можно меньше.

На покрытых сексуальной трехдневной щетиной щеках появилась обаятельная наглая улыбка.

— Я, конечно, надеюсь на обратное, Таня.

— Да как ты смеешь?! — кричала разозленная, разгоряченная я. — Ты переходишь все границы. Ты просто…

— Мерзавец, — подсказал он, все так же обаятельно, чуть с грустинкой, улыбаясь и красноречиво пялясь на мои губы.

Внутри снова перевернулась склянка с горячим маслом, внутри опять ожили твари похоти.

— А мерзавцам многое можно…

Кажется, я уже слышала эту фразу на свадьбе Юли. И что было потом?! «Потом он потащил нас в ответвление коридора, — услужливо подсказала развратница, — и хорошенько отымел тебя с помощью пламенных взглядов». И сейчас Алекс двинулся на меня, и жар в его глазах вызывал опасения, да что там, панику. «Спасайся бегством, Танюша, спасайся!» — кричали девочки. «Поздно…» — довольно прошептала развратница, ведь мужские сильные руки властно легли на мои предплечья. «Что он делает?» — нервничали девочки. «Целует нас…» — снова подсказала вмиг поплывшая развратница. Да так властно, жестко, распаляюще. Мужские пальцы запутались в мои волосах, прочно фиксируя голову и ласково поглаживая кожу на затылке.

— Не нужны мне никакие другие игрушки, Таня, совершенно… Это было временное помутнение рассудка, по пьяни и глупости. Мне необходима только одна женщина, моя колючая Роза, моя восхитительно прекрасная Андалузская красавица.

Его слова бились током, его пальцы пускали в тело мощнейшие заряды электричества, а властные губы палили жаром мой открытый от возмущения рот. Всхлипнула, а быть может, застонала прямо в целующие меня губы… И этот полувсхлип-полусон, прозвучал так тоскливо, так сексуально пораженчески. Наглые мужские пальцы, не давая мне опомниться, легли на мою грудь, начали мять ее сквозь ткань белой офисной блузки… «Беги, Таня, беги!!» — вопили здравомыслящие девочки в моей голове. Предприняла слабую попытку вырваться, но, полностью дезориентированная его сексуальным напором, заворожённая красотой голоса запевшей во мне развратницы: «Хочу, хочу его ласки, страсти, хочу снова быть его женщиной», я растерялась, потерялась, позволила себе ответное движение губами и ещё один протяжный пораженческий стон. Шувалов оттеснил меня к столу, усадил на него попой и продолжил целовать, сминая своей голодной страстью мои губы. Хотела было его оттолкнуть, только в руках не было силы, кости словно расплавились. Не руки, а мягкие, набитые поролоном конечности безвольной куклы. «Пусти-и…» — чуть слышно шептала я, но практически все звуки гасили целующие меня губы, получилось лишь протяжное сексуальное «и-и-и…» Наглые пальцы продолжали лихорадочно скользить по моему телу. В действиях Шувалова была жадность, какое-то отчаяние, он словно пытался, пока я не опомнилась, как можно больше урвать огня от нашей взаимной близости…

«Таня, ты целуешься и позволяешь себя лапать чужому мужу», — напомнила девочка-отличница. «Отвянь», — грубила в ответ развратница, жадно открывая рот навстречу целующим меня губам. Наглая мужская коленка вклинилась между моих ног, они тоже были из ваты, поэтому поддались, разошлись под его напором. Пытаясь удержаться в этом крутящемся мире, схватилась за широкие плечи Шувалова, а развратница, желая еще больше электричества, запустила пальцы в темные волосы бывшего любимого мужчины.

«Стоп, стоп!! Ты ведешь себя, как тряпка, думающая передком, а не мозгами!» — кричала феминистка. «Я тряпка, его влажная горячая тряпка, — продолжала тащиться развратница, — пусть делает со мной все, что угодно, хоть полы моет». Заметалась между своими девочками, между разрывающими душу и тело противоречиями. «Кусай его, или он поимеет тебя прямо тут, видишь, он уже юбку стал вверх задирать!! — орала «sоs» феминистка. — Что потом будет с твоей гордостью?! Пустые ошметки…»

Зубы с силой сжались на целующих меня губах, во рту появился привкус крови.

— Че-е-ерт, — прошипел Алекс.

Испугавшись, разжала челюсти, Шувалов отстранился, схватившись рукой за пораненную губу, а я в лучших сериальных традициях впечатала ему пощечину. Серые глаза недобро блеснули.

— Скажи, Таня, когда тебя целует твой бравый танкист Михаил, ты тоже испытываешь этот гребаный ток?

Запрещенный вопрос… Нет, током меня прошибает только с тобой.

— Это абсолютно вас не касается, Александр Иванович. Вы не моя подруга, чтобы задавать такие личные вопросы. Я ведь не спрашиваю, какие ощущения испытываете вы, занимаясь сексом с моей сестрой.

— А хочешь, я расскажу, все, млять, расскажу!! — повысил практически до крика голос Шувалов, так что я невольно вздрогнула.

Кажется, на этот раз я его по-настоящему задела. Лицо перекосилось гримасой то ли злости, то ли негодования, а серые глаза испепеляли гневной сталью мое побледневшее лицо.

— Нет, не хочу! Меня абсолютно не касаются ваши интимные взаимоотношения с супругой, как и вас не должно волновать мое общение с другими мужчинами.

— Упрямая Джейн Эйр!.. — снова вскричал Шувалов. — Не должны, Таня, но черт возьми, волнуют. Потому что, я… я все ещё люблю тебя, девочка моя, — на последних словах тембр голоса поменялся, стал теплым и обволакивающим.

«Ура! — захлопала в ладоши девочка-мечтательница. — Принц любит тебя». Но более здравомыслящие девочки во мне не поддержали ее радости, уничтожающе глянули и она смущенно притихла. «Тут скорее другое подходит: «Ура, господин назначил меня любимой женой», — отрезвила всех девочка-отличница, а феминистка тут же взвилась до небес.

— Я не хочу слышать подобные пустые заявления.

Алекс грустно ухмыльнулся….

— Очень выгодная позиция, Таня, «ничего не хочу слышать, ничего не хочу знать».

— Любить вам полагается совсем другого человека, не понимаю, зачем вы унижаете меня своими признаниями.

Ну просто оскорбленная леди викторианской эпохи, самой от себя стало противно.

— Танюш, что мы делаем? Зачем так накрутили, навертели со своими жизнями? Зачем бьем друг друга наотмашь? Ни ты, ни я от этого не становимся счастливее… Поверь, я навсегда усвоил урок, и больше никогда не посмотрю в