В следующую секунду пространство вокруг нас тошнотворно содрогнулось. Это был выброс – именно так он ощущается, если застигнет тебя на открытом пространстве. В течение полуминуты необходимо найти какое-нибудь укрытие, желательно ниже уровня почвы, иначе кранты. После каждого выброса непременно пополняется число некрологов на моем ПДА. Однако на десятиметровой глубине, где мы находились сейчас, отголоски выброса чувствоваться не должны. Обычно достаточно простого подвала, чтобы обезопасить себя с гарантией. Даже глубоковакуумный боеприпас Акульей Пасти не смог пробить такую толщу грунта: как известно, в воздухе он захватывает гораздо больший радиус поражения, чем в твердых средах, плотная молекулярная решетка которых активно сопротивляется искажению. Тем не менее колебания выброса были налицо и хорошо ощутимы. Черный Сталкер, что же сейчас творится на поверхности, если мы ощущаем это на такой глубине?!

А потом земные недра сотряс тяжелый удар. Мы все полетели друг на друга. Камачо, так и не успевший спустить курок, с приглушенным проклятием оперся о стену рукой, чтобы не упасть, – и вдруг заорал от страшной боли, задергался, безуспешно пытаясь оторваться от армейской эмблемы под выстроившимися в ряд циферблатами.

Гриб-невидимка – крайне коварная дрянь. Скорее растение, чем животное, но растение весьма активное, как росянка. Идеально имитирует любую фактуру и рисунок поверхности, на которой сидит. Обнаружить его можно только по странным неестественным наростам и блямбам на поверхностях, которым по идее положено быть ровными.

Камачо захлебнулся воющим кровавым кашлем. Гриб быстро и деловито заглатывал его руку. Точнее, это только казалось: органика проваливающейся все глубже и глубже руки просто растворялась в толще невидимки под воздействием непрерывно выделяемого им едкого вещества, почти сразу превращаясь в грибную ткань. Прожорливость гриба удивительна – эта пакость размером с кошку может полностью поглотить взрослого человека, раздувшись при этом до размеров кухонного стола. Либо распластавшись тонким слоем на пяти-десяти квадратных метрах какой-нибудь поверхности – своде тоннеля, стене заброшенного здания или просто земле.

Донахью кинулся на помощь Камачо, но тот от страшной боли инстинктивно заклинил палец на спуске, и бетонная комната наполнилась грохотом выстрелов и визгом рикошетов. Я нырнул под стол, и пуля тут же с треском отколола от его угла кусок дерева. Остальные охотники тоже бросились на пол, уходя с линии огня. К тому моменту, как обойма опустела и механизм пистолета начал издавать лишь бессмысленные щелчки, рука креола уже была заглочена выше локтя. Альваро выл по-звериному, судорожно рвался в разные стороны, как попавшая в капкан лиса. Вскочив с пола, Донахью и Галлахер бросились ему на помощь.

– Не прикасайтесь к грибу! – заорал я. – Это как напалм: попадет на тело – не стряхнешь!

Камачо был обречен. Его можно было спасти, только отрубив руку по плечо. Отрубать руку было нечем, а даже если бы и было, вряд ли американцы правильно бы меня поняли. Они тянули приятеля изо всех сил, но гриб не собирался так легко отпускать свою добычу. Лицо Альваро стало совсем белым, глаза закатились. Кричать он перестал и только протяжно хрипел.

Наконец им удалось вырвать Камачо из пасти гриба. Разъеденный кислотой сустав плеча, до которого добралось к тому времени прожорливое полурастение, подался, кость вывернулась из сустава, и американцы попадали друг на друга. На измочаленные остатки правой руки креола было невозможно смотреть – в кошмарной ране пузырилась кислота, болтались обрывки сухожилий, торчала наружу суставная сумка. Кровь хлестала фонтаном. Донахью и Галлахер осторожно перевернули товарища на спину, уложили на пол, подсунули под голову свернутую куртку. На губах у него запеклась коричневая корка, бессмысленный взгляд был устремлен в потолок. Стеценко стоял у противоположного конца стола и сумрачно наблюдал за суетой вокруг человека, который только что едва не отправил его на тот свет. Сэм выволок откуда-то из ящика веревку и застыл, держа ее в руках: разумеется, наложить жгут было никак невозможно.

Донахью попытался укрыть переставшее вздрагивать тело Камачо своей курткой, потом приложил два пальца к сонной артерии, поднял взгляд на Галлахера и медленно потащил куртку выше, прикрывая лицо покойного. Болевой шок убил креола.

– Фак, – бессильно произнес Галлахер. – Фак майселф. Ш-ш-шит.

В дверь продолжали колотить – размеренно, размашисто, неторопливо.

– Черт! – Стеценко тяжело опустился на коробку. – Эта штука не сползет со стены?

– Нет, – проговорил я, не сводя глаз с американцев. – Она не умеет ползать.

Донахью сел на полу, привалился спиной к столу, глядя на накрытое курткой тело. Сказал:

– Не могу поверить. Просто не могу поверить. Хемуль, дай сигарету, а?

Я дал ему сигарету и зажигалку. Дождался, пока он затянется. Руки у Мартина ощутимо дрожали.

– Что он сказал? – поинтересовался я у него. Сейчас это было несколько жестоко, но необходимо было немедленно расставить все точки над «i». Краем глаза я наблюдал за Андреем, который неподвижно сидел за столом.

– Кто сказал?.. – Донахью поперхнулся дымом и закашлялся.

– Камачо. Чего он там вам объяснял? Я ни черта не понял.

Мартин подтянул колени к подбородку, исподлобья глянул в мою сторону. Еще раз затянулся, нехотя разлепил сухие губы:

– Сказал, что русские использовали нас втемную. Что на самом деле Пустельга нес коды, которые позволили бы Хозяевам Зоны получить доступ к дополнительным источникам энергии, давно заглушенным энергоблокам, и за счет этого резко расширить территорию. Русским с их империалистическими замашками выгоден хаос в сердце Украины, они вообще надеялись, что расширившаяся Зона накроет Киев и погибнет максимальное количество украинцев. К счастью, наше командование успело предупредить Альваро, и когда они с Мишей проникли в систему, он нейтрализовал нужные Хозяевам коды и запустил вредоносную программу. Возможно, Миша сам не знал, какие программы использует и к каким последствиям это приведет, но он заупрямился и перекрыл Альваро доступ к системе. И его пришлось убить, потому что была дорога каждая секунда и объясняться времени не было. Вот и все.

– Чушь, – осторожно сказал Стеценко. – Расширившаяся Зона в центре Украины – серьезная головная боль в первую очередь для России. Это Камачо использовали втемную, это он нес необходимые Хозяевам Зоны коды. И я очень сомневаюсь, что он сделал это по команде американцев. Кто-то в вашем Центре работает на Хозяев.

Вон оно что! Надо было Альваро говорить по-русски, может быть, остался бы жив. Может быть, тогда я предупредил бы его, что у него за спиной на стене сидит хищный гриб.

– Короче, опять патовая ситуация, – констатировал я. – Выяснить правду не представляется возможным. Каждый уверен в собственной правоте и подозревает другого в том, что он двойной агент.

– Но только это он убил моего напарника и хотел убить меня, а не я его, – поспешно ввернул Стеценко, видимо, опасаясь, что американцы теперь непременно захотят, чтобы кто-нибудь ответил за смерть их приятеля.