это был уже больше ритуальный жест, то у народов Огненной Земли в первой половине XX века было описано прямое применение стрел против жён: как и у всех народов, у племени óна была традиция похищать женщин у соседних групп, таким образом становившихся жёнами захватчиков, но если вдруг новообретённые жёны всё же пытались сбежать в свою родную группу, новые мужья либо сильно избивали их, либо же прямо стреляли из луков по ногам (Bridges, 1948, p. 223). Так что можно думать, в глубокой древности такая практика женского "обезножения" имела не символический, а самый прямой характер.

В племенах австралийских аборигенов, где обращение мужей с жёнами известно небывалой жестокостью, одним из самых частых поводов для её демонстрации оказывается измена жены: случаи побегов супруги с любовником, широко описаны в этнографии (Артёмова, 2009, с. 428), и всё это несмотря на то, что наказание потом будет самым суровым. Выглядит оно примерно так: "муж безжалостно пронзает копьём свою жену, чтобы она больше не встречалась с другим мужчиной. Он почти что убил её, чтобы она больше не встречалась с другим мужчиной"; "мужчина бьёт свою жену палкой или бумерангом, бьёт и бьёт её, а не просто ударит один раз"; "мужчина бьёт жену безжалостно, бьёт, пока она не ранена, вся в кровоподтёках из-за его битья"; "Он перестал её бить, бедняжка лежит вся израненная, не может даже сесть" (с. 426).

Эти примеры из столь различных культур, разных уровней развития и разных концов света подсказывают, что и в древности, на заре создания брака, периодически картина могла быть сходной, что и отразилось в свадебных обрядах элементами «обезножения» невесты. В целом так и рождается существующий и нынче контроль женской сексуальности, несравненно более суровый именно к женщине. Мужская же сексуальная активность порицалась только в случае контактов с уже замужней женщиной, то есть принадлежащей другому Мужчине, это оказывалось покушением на его собственность.

Высокая женская сексуальность была большой силой (хотя не единственной и не главной), заставляющей женщину сбегать из-под контроля Мужчины, которого она должна обслуживать. В этом смысле женская сексуальность стала угрозой мужскому гендеру. И потому на неё были обрушены самые суровые репрессии. Это очень древняя история, безумно древняя.

"Моногамия была для женщин своеобразной культурной клеткой — одной из многочисленных клеток, устроенных социумом и искажающей либидо" (Бергнер, 2016, с. 133).

Есть одно меткое наблюдение: агрессию проявляет зависимый (услышал в каком-то сериале). И суть взаимоотношений мужчины и женщины хорошо укладывается в эту схему. Женщина стала жертвой в мужских играх престижа, медалью за Его заслуги и одновременно согбенным постаментом, на котором Он стоит. Отсюда столь трепетное и противоречивое отношение мужчины к женщине, отсюда столь ревностная забота о её сексуальных свободах. По-настоящему зависим в этой паре — Мужчина. Он очень хрупок и раним, отчего легко теряет над собой контроль, когда постамент начинает шататься.

Антропологи, выдвигавшие разнообразные гипотезы перехода человека к "моногамии" с упором на какие-либо биологические факты (гарантированное потомство от конкретного самца и т. д.) или экономические, не могли помыслить, что всё это не имело значения, а контроль женской сексуальности оказывается в этом деле не первичным, а вторичным явлением, следствием, а не причиной. Переход же от промискуитета к «моногамии» имел чисто идеологическую причину. Мужчины некоторых современных племён сурово карают жён за супружескую измену, но при этом без труда "делятся" ими с друзьями или с теми, с кем хотят подружиться (Артёмова, 2009, с. 351; Богораз, 1934, с. 137); у чукчей это даже называется "товарищество по жене" (Верещака, 2013). То есть дело не в какой-то репродуктивной стратегии, не в биологии, а откровенно в вопросах власти: женская сексуальность в такой системе ценностей должна быть полностью подконтрольна мужчине.

Склонность учёных XX века во всём искать пресловутую "объективную необходимость" ("раз так случилось, значит, в этом была некая объективная польза") послужила им определёнными шорами, мешавшими посмотреть на явление с непривычной стороны. Дело оказалось не в экономике и не в биологии, а в древнейшей идеологии, в способе осмысления реальности древним человеком, в культурном конструкте, вызревшем по нелепой случайности и без какой бы то ни было необходимости (охота на крупную дичь не была обязательной для выживания человека, так как основу его рациона всё равно составляла, как составляет и сейчас, растительная пища, а потребность в животном белке вполне удовлетворялась мелкой добычей, доступной и женщинам). Да, сложившийся и просуществовавший тысячелетия порядок был плодом случайности. Если допустить, что мегафауна бы никогда не существовала, то мир был бы другим.

Ещё в глубокой древности люди придумали мифы, должные объяснить, почему мир именно такой, а главное — почему он таким должен быть и дальше. Обывателю почти неизвестно, что у народов всех концов света существуют мифы о свержении власти женщин. Все они сводятся к сюжету, что женщины раньше правили, но что-то у них не получилось, и потому власть перешла к мужчинам, у которых всё вдруг заладилось (Абрамян, 1983, с. 82). Подобные мифы есть не только у таких "дремучих туземцев", как южноамериканские индейцы (Берёзкин, 1991) или африканцы (Power, Watts, 1997), но они были и у славян даже в XIX веке (Кабакова, 2001, с. 223; в этой версии мифа сообщается, что когда-то женщины были главными, а мужчины делали женскую работу, но однажды женщина побила бога и святого Петра, и лишилась власти). Учёные совершенно справедливо замечают, что миф вряд ли отображает реальное положение дел в прошлом (будто женщины действительно когда-то властвовали), а лишь попытку мужчин объяснить с помощью мифа, почему именно за ними закреплена власть сейчас.

Мифотворчество древнего Мужчины не блистало фантазией, и он придумал легенду, будто только мужчины способны взаимодействовать с некими духами и таким образом оказываются посредниками между мирами (Артёмова, 2009, с. 358). Мужчины даже разыгрывают странные ритуалы, целью которых оказывается вселить ужас в женщин и детей. По общей схеме на разных континентах мужчины уходят в лес якобы на охоту, но затем, ряженые в маски и в самые разнообразные костюмы из пучков травы и обрывков коры, шумно возвращаются в деревню и разворачивают перед женщинами устрашающие сцены, внушая, будто они настоящие духи и есть. Наиболее подробно данные мужские ритуалы индейцев Южной Америки и алеутов Аляски и Камчатки описаны в работе Ю. Е. Берёзкина "Голос дьявола среди снегов и джунглей: истоки древней религии" (1987), где приведено множество нюансов, характерных для каждого из указанных народов, но в целом ясно, что корни этого явления общие и уходят в глубокую древность.