Женевьева устало положила шляпку с запачканным страусиным пером на столик в коридоре.

— Я не могу сейчас говорить с тобой. Прости.

— Ты больше не станешь здесь командовать. Я этого не позволю.

Она выпрямилась и, выгнув руки, стянула с себя жакет от Шанель.

— Значит, твой башмачник больше не желает видеть тебя?

Она вздрогнула.

— Как ты можешь…

— Я не дурак, Женевьева. Что бы ты там себе ни думала.

— Я знаю.

— Тогда зачем ты выставила меня полным идиотом?

— О, Роберт, умоляю тебя.

— Значит, теперь я должен сжалиться над тобой? Пожалеть тебя?

Женевьева пыталась проглотить ком, подкативший к горлу.

— Послушай, если ты хочешь, чтобы я ушла, я уйду. Переночую в отеле.

— Ты… — Он схватил ее за плечи и тряс до тех пор, пока ей не показалось, что каждая косточка в ее теле дребезжит. — Будь ты проклята! — Затем он отпустил ее и молча смотрел на собственные руки.

— Давай выпьем, — предложила она. — Пойдем сядем и спокойно выпьем вместе.

У роз на каминной полке осыпались все лепестки. Они в беспорядке рассыпались вокруг вазы. Некоторые лежали у подножия камина, на полу. Она налила ему виски, а себе коньяку. Она тянула время, разливая напитки, возилась со щипцами для льда, не торопилась снова взглянуть ему в глаза, хотя это было неизбежно. Но сейчас она могла думать только о Паоло, который остался за закрытой дверью, не зная, что она стояла с другой стороны. Возможно, он никогда об этом не узнает. Она могла думать только об этих маленьких девочках. И о своей малышке.

— Ты был прав, когда сказал, что он больше не желает меня видеть. — Она представила себе Ольгу, ее лицо было искажено болью и жаром, влажные пряди волос прилипли ко лбу. Она протянула Роберту виски, а сама устроилась на маленьком мягком стульчике у камина.

— И ты придумала заскочить сюда и спокойно провести здесь ночь, не так ли? А какие у тебя планы на завтра, на послезавтра, на дальнейшее будущее?

— У меня нет планов.

— Ты ведь никогда меня не любила, правда? Не надо, не отвечай, не стоит. Но, знаешь, Женевьева, ни один мужчина не любил тебя так, как я.

Она молча смотрела в свой бокал.

— Ты разорвала мое сердце и высосала весь сок, словно из апельсина. Теперь от меня осталась одна кожура, которая никому не нужна.

— Роберт…

— Что есть у этого парня, чего нет у меня? Неужели все дело в туфлях? Но разве я недостаточно покупал тебе туфель?

— Конечно. Дело не…

— Надеюсь, он сильно ранил тебя.

— Ты прав. — Она покачала коньяк в бокале, любуясь золотистой жидкостью.

— Замечательно.

Он достал сигару. Она наблюдала, как он зажег ее. Это была толстая сигара, ему пришлось долго раскуривать ее. Странно, но сейчас его настроение вдруг круто изменилось в лучшую сторону, несмотря на все разговоры об апельсинах, кожуре и настоящей боли. Похоже, его ярость утихла. Он словно спрятал ее в карман вместе со своей зажигалкой. Сейчас она видела перед собой человека, которого наверняка видели его коллеги по бизнесу, — уверенного, довольно вежливого. Умного и способного. Сегодня днем он успел побриться и надел свежий серый костюм.

— Ты вела себя непозволительно, — заметил этот новый, сдержанный и спокойный Роберт. — Ни один человек в здравом уме не принял бы тебя назад после того, что ты натворила.

Женевьева попыталась снова заговорить об отеле, но Роберт поднял руку, попрося ее замолчать.

— И все же теперь, когда ничего уже не вернешь, я хочу сказать, что ты родилась в чертовски странном месте. Твоя семья удивительно равнодушна. Они не воспитали тебя, как положено воспитывать молодую женщину.

Она ждала, наблюдая, как дым от его сигары клубится по комнате.

— Зачем ты сказала, что беременна?

— Не знаю.

— Это была нелепая ложь.

— Согласна. Но разве теперь это имеет значение? Наш брак в любом случае распался, мы оба это знаем.

— Между мужем и женой не должно быть секретов. — Он отхлебнул свой бурбон. — Именно здесь и начинается разлад. Ты выстроила эту «дорогу лжи» задолго до того, как познакомилась со своим башмачником.

— Уже поздно, Роберт. Утром я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.

— Неужели? — Он удивленно приподнял бровь. Его тон стал ледяным. — Потому что есть вещи, о которых я непременно хочу узнать.

— Пожалуйста, позволь мне лечь спать.

— Это не твоя вина. Ты не виновата ни в чем, что произошло. — Роберт не сводил глаз с увядших роз. — Я нанял детектива, чтобы он следил за тобой и рылся в твоем прошлом. В протоколах школьного делопроизводства.

— Что ты сделал?

— Я вовсе не горжусь собой. Я поступил неправильно. Но есть нечто, о чем ты не рассказала мне, ведь так? Что-то произошло с тобой в детстве. И это «что-то» сгубило наш брак.

— Роберт, перестань.

— Когда ты сильно на кого-то злишься, можешь натворить много плохих вещей. Сегодня вечером я совершил очень плохой поступок. Думаю, я хотел рассчитаться с тобой.

— Не рассказывай больше. Я ни о чем тебя не спрашиваю.

На мгновение он заколебался, рассказывать ли дальше о том, что произошло, и в конце концов решил промолчать.

— Женевьева, я человек, который всегда смотрит только вперед и думает о будущем. Я не зацикливаюсь на прошлом. Но ты должна знать, что осталось там. Есть уроки, которые необходимо усвоить, и двигаться дальше. Только так можно достичь успеха. Я все еще люблю тебя, да поможет мне Бог.

— Значит, ты хочешь, чтобы я вернулась? Неужели ты действительно думаешь, что мы сможем возвратить нашу прошлую жизнь и зажить как ни в чем не бывало?

Он сухо усмехнулся:

— О нет, милая. Мы не вернемся в прошлую жизнь, мы пойдем вперед.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу предложить тебе сделку. Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала над моим предложением. Я скажу то, что должен сказать, а ты можешь остаться сегодня здесь и хорошенько подумай об этом. Утро вечера мудренее.

И снова она ждала. Теперь он казался выше, словно действительно вырос в ее глазах.

— Ты откроешь мне свой секрет. Секрет, который подорвал наш брак и заставил тебя броситься в объятия другого мужчины. Ты расскажешь мне, я выслушаю, и мы пойдем вперед. Мы больше никогда не станем об этом вспоминать. Мы уедем из Парижа, как только я завершу все дела и закажу билеты. Мы отправимся в Бостон. Ты станешь относиться ко мне, как и положено жене, с уважением. У нас будут дети.

— О, Роберт…