– Нет, ну почему ты всегда так беспардонно вмешиваешься в мою жизнь?! – возмутился Максим. – Что? Как? Кому? Зачем? Брось свои ментовские замашки! Я не обязан тебе отвечать!

– Не обязан, – согласился Андрей. – А я не обязан поить тебя пивом. Ладно, бывай. Пойду. Я тебе не нужен. Не хочу навязываться.

– Нет, ну почему же! – засуетился Макс. – Постой. Не обижайся.

– Не нужен! Не нужен! – расстроенно повторил Андрей. – Лучшему другу не нужен!

– Пойдем ко мне, – кровожадно оглядывая кейс, предложил Максим.

– А кому труба? Скажешь?

– Скажу.

Они поднялись в квартиру Макса.

– Всего три литра, – вздохнул Колотов, – маловато.

Он достал из стенки две пивные кружки, высокие, с массивными ручками и блестящими конусообразными крышками.

– Я познакомился с девочкой, – начал он, выливая одну бутылку в кружку и наблюдая, как шевелится и лопается кремовая шапка пены над темной жидкостью. – Она посмотрела какой-то американский фильм, я не видел, в котором главная героиня через подзорную трубу наблюдает за жителями домов напротив. И возмечтала о таком неприличном занятии.

Пряжников стоял у окна и вертел в руках тяжелую, холодную и гладкую на ощупь трубу.

– Дорогая игрушка, – заметил он. – Девочка, наверное, тебе небезразлична?

– Оставь свои пошлые намеки.

– Ну почему? А где ты с ней познакомился?

– Делал как-то репортаж с конкурса красивых окорочков. Что-то вроде «Мисс Леванте-97», или «Голден леди», или «Омса» – в общем, девушки демонстрировали ноги в колготках и ноги в чулках.

Победительница получила полтонны рекламируемого товара. Хватит на всю оставшуюся жизнь.

– И ты, конечно, познакомился с самой длинноногой мисс? И она тебя так тронула, что решил подарить ей подзорную трубу?

– А вот и нет! – обрадовался Колотов. Ему было приятно хоть раз оказаться непредсказуемым, сломать шаблон пряжниковского восприятия. – Вот и нет! Совсем наоборот!

– Что значит совсем наоборот!

– У мисс я всего лишь взял короткое интервью, на пару строк. А девчонка, для которой труба, сидела в проходе в инвалидном кресле. Понятно тебе? Уговорила родителей купить ей билет на шоу. Посмотреть на то, чего она лишена.

Пряжников был явно удивлен.

– Ну, вот в принципе и все. Разговорились. Интересная. Незаурядная. Сидит дома и круглосуточно читает. Решил подарить ей трубу. Родители такой подарок не осилят – дорого.

– Какой ты отзывчивый, Макс! – искренне восхитился Пряжников, но мнительный Колотов услышал в его голосе ехидство.

– Издеваешься!

– Нет, я правда восхищен!

– Издеваешься! – Максим боялся показаться сентиментальным.

– Ты добрый, Макс! – настаивал Пряжников.

– А по какому случаю пиво? – перевел журналист стрелки на персону самого сыщика.

– По какому? Да ни по какому.

– Просто так?

– Просто так. А вот на днях я получил письмо из Парижа. От Катерины. Тоже повод.

– Письмо от Катерины! О! Наверное, будет землетрясение. И ты так долго молчал! Неужто написала?

– Точно. Стоило мне изменить Катерине с Дирли-Ду, как я получил письмо. Если б я получил его раньше, то, возможно, был бы более устойчив к чарам Дирли-Ду.

– А зачем? – философски спросил Макс. – Зачем тебе быть устойчивым? К тому же ты не спал с Катериной и поэтому фактически не можешь ей изменить. Или спал? И мне не сообщил?!

– Как ты прямолинеен. Спал, не спал. Что за плебейские формулировки? Измена не только в предоставлении тела кому-то еще. Она в мыслях, желаниях и образах.

– Ах, какие мы деликатные! Ты мой утонченный барсучок.

– Почему барсучок? – удивился Андрей.

– Это я в приливе нежности.

– А…

– Ну и как там наша Катерина?

– Вкалывает, но находит время для тоски по Родине.

– Естественно. Здесь остались мы, Макс и Эндрю, ее близкие друзья.

– Да больше из-за родителей, наверное. По маме соскучилась.

– Какая она все еще маленькая. А сколько мы с ней не виделись?

– Один год два месяца и пять дней.

– Ты не собираешься рвануть в Париж, а? На уик-энд мог бы сгонять по льготному билету, есть специальные рейсы, уик-эндовские, недорогие.

– Катя меня вообще-то не зовет.

– А я бы здесь покараулил Дирли-Ду.

– Разбежался.

– Письмо-то дашь почитать? – как бы небрежно осведомился Колотов.

– Ты что, спятил? – возмутился Андрей. – Письмо! Почитать! Тебе! Негодяй!

– Ну, разорался. Да я и не надеялся. Специально спросил, чтобы посмотреть, как ты начнешь прыгать на табуретке в яростном негодовании. Будешь теперь носиться с этим письмом, как шимпанзе с бананом или госдумовец с идеей импичмента.

– Ты меня сегодня так щедро обзываешь.

– И дневник Алены Дмитриевой не дал почитать. Я мечтал! Там небось такое!

– Какое?

– Животрепещущее! Такие носатые глазастики, серые и незаметные, стопроцентный тихий омут, и творят самые невообразимые чудеса в постели!

– Ты об одном и том же!

– Чудеса, да. Признайся, она пишет о своей сексуальной жизни? Пишет?

– Ну, пишет.

– Вот я о том и говорю. – Макс с глубоким удовлетворением посмотрел на Андрея и вылил себе остатки пива из последней бутылки.

Как только заключительная капля портера проскользнула по колотовскому пищеводу, он начал неприкрыто намекать Андрею, чтобы тот отправлялся домой.

– Давай топай, – говорил Макс, надевая на Пряжникова плащ и горячо дыша в пряжниковское ухо пивным ароматом. – Там наверняка тебя ждет Дирли-Ду. Скучает, бедняжка. Торопись. Она только что из ванны. Две части восторга, щепотка удивления и восемь частей плотоядного секса – вот химическая формула твоей привязанности к Дирли-Ду. Беги и пользуйся, пока райская птичка не упорхнула.

Макс взял под мышку трубу и звякнул ключами от входной двери.

– Я думал, мы еще посидим, – пробубнил уже на лестничной клетке Андрей. – Поговорим…

– Знаю, знаю. О Катерине, да? Не выйдет. Дома у тебя Дирли-Ду, вот и иди к ней. И спрячь письмо, а то вашей любви конец.

– Что это я буду его прятать? Дирли-Ду никогда не станет читать чужие письма.

– Много ты про нее знаешь. Тебе даже ее настоящее имя неведомо, мой глупыш.

– Да что ты меня сегодня все обзываешь! – Андрей схватил Макса за воротник куртки и начал душить.