жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим добровольцам…». Искреннее и честное признание. В связи с этим многие очевидцы тех событий объясняли поражение Белого движения, помимо всего прочего, ещё и полным пренебрежением к достоинству и правам гражданского населения обездоленной страны, особенно к достоинству, правам и жизни представителей национальных и религиозных меньшинств. Об одном из таких бесчисленных эксцессов поведала в упомянутой книге Е.А. Керсновская: «Когда осенью 1917 года «лопнул» фронт на Дунае и толпы тех, кого никак нельзя было назвать «русской армией», прошли, круша и уничтожая (даже не грабя, а просто уничтожая) все, что могло подойти под рубрику «дворянского и помещичьего», то в Кагуле — городе, принадлежавшем некогда моему деду (к тому времени уже покойному) Алексею Димитриевичу Каравасили, — местный священник, отец Александр, вышел с крестом в руках, пытаясь образумить то «христолюбивое воинство», о сохранении которого он на протяжении стольких лет возносил молитвы, то одичавшие в окопах и озверевшие под влиянием подстрекательств люди (если это люди) избили его, затем, вспоров его живот, прибили гвоздем один конец кишки и гоняли его вкруг столба, пока все кишки на столб намотались. Там он и скончался. О судьбе матушки и шестерых его детей мне ничего не известно». Это-то по отношению к православному священнику… А как эта масса озверевшей солдатни вела себя по отношению к евреям трудно даже себе представить. Подобная бесчеловечная практика уничтожения попавшихся под горячую руку отдельных представителей гражданского населения со стороны «русской армии» — основы Белой идеи — стала одной из причин весьма неохотной военной помощи стран Запада Белому делу.

В частности, английский представитель при штабе Добровольческой армии требовал прекратить погромы, утверждая, что в противном случае Белое движение может «потерять сочувствие всей Европы». Массовые еврейские погромы приобрели такой зловещий размах, что вынудили военного министра Великобритании Уинстона Черчилля обратиться непосредственно к командующему армии, генерал-лейтенанту А. И. Деникину со словами отчаяния. Английский министр писал, что его задача — получить поддержку в британском парламенте для русского национального движения — будет несравненно затруднена, если погромы не будут пресечены на корню. Но как можно было наступить на горло собственной песне, своему органическому естеству? Потребность громить оказалась сильнее здравого смысла и логики сохранения российской государственности. Одним из свидетельств «подвигов» Белого воинства на этой традиционной почве проявления патриотизма стал сборник документов под обобщённым названием «Книга погромов, 1918–1922», увидевший свет в 2007 г. благодаря Институту славяноведения и Государственному архиву Российской Федерации.

Белая гвардия по степени изуверства к мирному иноплеменному населению империи отнюдь не уступала Красной гвардии. Как откровенно писал по сему поводу посол Временного правительства во Франции Маклаков: «Единственная живая сила России, которая работает за ее восстановление, есть сила военная, с ее достоинствами, но и с ее недостатками, относящаяся ко всякому сознанию права с презрением к интересам и правам гражданского населения, ко всякого рода юриспруденции и т. д.». Белый цвет с такой скоростью окрашивался в багряно-красный, вероятно, ещё и потому, что в безумной схватке с обеих сторон схлестнулись преимущественно представители российского крестьянства, для которого боль, страдания и жизнь другого человека, как и их собственная, никогда не были в числе первостепенных ценностей. К месту напомнить, что по данным российских историков, только между 1900 и 1914 гг. две трети офицеров царской армии в звании от подпоручика до полковника были либо крестьянского, либо разночинного происхождения. Например, 23 процента выпускников юнкерских училищ составляли выходцы из крестьян, а ещё 20 процентов — из разночинцев. Отцы даже таких известных генералов, как М.В. Алексеев, Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1918) и А.И. Деникин также родом были из крестьянского сословия, из которого им приходилось вырываться с неимоверным трудом посредством двадцатипятилетней воинской повинности. Таким образом, Белая армия в действительности не сильно отличалась по своему классовому составу и менталитету от Красной. Отсюда и отсутствие благородства и порядочности при выборе средств и союзников. По сему поводу со свойственной ему образностью слога В.В. Шульгин заметил, что «к Белым примкнули Серые и Грязные, для которых война — это садизм, грабежи и убийства».

Свой вклад в эту «мясорубку» внесли и бесчинства так называемого иностранного легиона, который находился на службе вооруженных сил Советской России с октября 1917 по ноябрь 1918 г. Значительную его часть составляли немцы, австрийцы (военнопленные, воевавшие за «красных» с разрешения своего командования), венгры, хорваты, сербы, китайцы, чехи. Всего их насчитывалось около 300 тысяч человек. Китайцев, как известно, широко использовали для проведения карательных акций, расстрелов и в качестве мастеров заплечных дел. Они вели себя настолько изуверски даже по меркам военного времени, что белые их в плен не брали, а казнили на месте. Как заметил в одном из своих публичных выступлений Е.Т. Гайдар: «Первый год Гражданской войны — это реально война между латышскими стрелками и чехословацким корпусом, в котором наши с вами сограждане принимали крайне ограниченное участие. Почему в этой ситуации оказываются дееспособными именно этнические войска — это отдельная тема». Надо при этом заметить, что «этнические войска» отличались не только высокой дееспособностью, но и чрезмерной жестокостью. Безмерно радовали, например, своих эмиров, ханов и баев басмачи в Средней Азии, когда им удавалось с особой изобретательностью расправиться с русскими пленниками из обоих — белого и красного — лагерей. И таких примеров не счесть.

Многие историки при этом обратили внимание на значительное число евреев, оказавшихся в рядах таких репрессивных органов большевистского государства, как ВЧК-ОГПУ (для справки: по состоянию на 25 сентября 1918 г. в аппарате ВЧК латышей было 35,8 %; поляков — 6,3 %; евреев 3,7 %. По этому поводу известный латышский композитор Раймонд Паулс в ответ на вопрос украинского журналиста о происхождении латышских стрелков отметил: «Это вот тоже трагедия, причем такая, говорить о которой непросто. Когда я увидел фотографию первого состава ЧК (главой всей этой компании был Дзержинский), заметил: очень много там латышей было. Пришли из простых крестьянских семей… а стали профессиональными убийцами…

На 15 ноября 1923 г. в аппарате ОГПУ было уже евреев — 15,7 %; латышей 12,5 %; поляков -10,4 %.). Некоторые из них оставили свой кровавый след в истории советской власти непомерной жестокостью и бездушием к людям, не уступая в изуверстве своим былым палачам. Правда, не стоит упускать из виду, что как заметил один российский философ: «Присутствие их в аппарате ЧК вовсе не означало отсутствия их в подвалах ЧК». Исследованию этой трагической темы посвящена, например, книга Вадима Абрамовича Абрамова: «Евреи в КГБ. Палачи и жертвы». Гражданская война развела по разные стороны баррикад представителей, практически, всех народов Российской империи. Эксцессы зверского поведения одних из них не остались без соответствующей реакции других. Многие из этих фактов, по понятным причинам, не получили достойного освещения и оценки. Но они были. Известно, например, что талантливый молодой поэт, офицер Леонид Иоакимович Канегиссер (1896–1918), потрясенный бесчинствами петроградской ЧК 30 августа 1918 г. застрелил её председателя Моисея Соломоновича Урицкого (1873–1918), сопроводив эту акцию самосуда словами: «Я еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он — отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев». Канегиссера расстреляли большевики. Но его лирические стихи, посвященные России и Свободе, остались, как впрочем, и память о его самоотверженном поступке.

Думается, однако, что Канегиссер всё же добросовестно заблуждался: причину жестокости людей, подобных Урицкому следовало искать не в их этническом происхождении, а в том безумном антисемитизме, который необратимо изуродовал психику многих представителей этого гонимого племени. На эту сторону вопроса было обращено внимание в переписке писателя В.П. Астафьева и историка Натана Яковлевича Эйдельмана (1930–1989). Отвечая на письмо своего оппонента, изобилующего антисемитскими высказываниями, Эйдельман вынужден был заметить: «Виктор Петрович, желая оскорбить — удручили. В диких снах не мог вообразить в одном из «властителей дум» столь примитивного, животного шовинизма, столь элементарного невежества. Дело не в том, что расстрелом царской семьи (давно установлено, что большая часть исполнителей была екатеринбургские рабочие) руководил