Ты уверен?

Пока у Джека не сдали нервы, он поспешно шагнул вперед, поскользнулся на коврике рядом с ванной и схватился за шторку, чтобы не грохнуться. Шторка сорвалась с колечек и упала ему на голову, закрыв лицо. Он завопил благим матом, содрал с себя шторку, отшвырнул ее прочь и навел револьвер на пустую ванну. Да, абсолютно пустую. Никаких незваных гостей. Никаких чудовищ из кошмаров. Джек внимательно осмотрел ванну. Он никогда не отдраивал ее дочиста, и если бы кто-то стоял в его ванне, на засохших потеках шампуня и мыла наверняка остались бы следы. Но никаких следов не было. Значит, все-таки сон. Очень яркий кошмар.

Но он все равно проверил окно в ванной и все три входных двери. Все закрыто, все заперто на замки и щеколды.

Ладно. Можно расслабиться. Ну, почти. Джек вернулся в ванную, на всякий случай проверил шкафчик для полотенец (ничего подозрительного) и с отвращением пнул валявшуюся на полу шторку. Давно пора заменить это убожество. Он сегодня же съездит в хозяйственный магазин и купит новую шторку.

Он рассеянно потянулся почесать зудящий ожог на шее и зашипел от боли, едва прикоснувшись к обожженному месту. Встал перед зеркалом над раковиной, повернулся к нему спиной и, повернув голову, попробовал разглядеть шею сзади. Разумеется, у него ничего не вышло. Он открыл верхний ящик под раковиной, но нашел только бритвенные принадлежности, пару расчесок, начатый рулон пластыря и древний тюбик «Миконазола», еще один сувенир эпохи Греты. Как и эта дурацкая шторка для ванны.

Он нашел, что искал, в нижнем ящике. Зеркальце с отломанной ручкой. Джек стер с него пыль, встал, прижавшись задом к краю раковины, и поднял зеркальце. Вся его шея сзади была ярко-красной, в мелких пупырышках-волдырях. Откуда вообще взялся этот ожог? Джек мазался кремом от солнца, и нигде больше ожогов не было.

Это не солнечный ожог, Джек.

Хоскинс тихонечко заскулил. Разумеется, не было никаких странных ночных гостей, прячущихся в его ванне, не было никаких жутких пришельцев с татуировками «НЕМОГУ» на руках – разумеется, не было, – но одно он знал точно: в их семье имелась врожденная предрасположенность к раку кожи. От рака кожи умерла его мать. И один из дядьев. У многих рыжих такая беда, – сказал отец после того, как ему самому удалили несколько папиллом с левой руки, несколько предраковых родинок с голеней и базальноклеточную карциному с затылка.

Джек хорошо помнил огромную черную родинку (постоянно растущую) на щеке дяди Джима; он хорошо помнил кровавые язвы, разъедавшие кожу на маминой левой руке и груди. Кожа – самый большой орган тела, и когда ее поражает болезнь, это зрелище не для слабонервных.

Хочешь, чтобы я его забрал? – спросил ночной гость, прятавшийся за шторкой.

– Это был сон, – сказал Хоскинс вслух. – В Каннинге я сильно перепугался, а вчера вечером опять обожрался этой мексиканской еды, и поэтому мне приснился кошмар. Вот и весь сказ.

Но он все равно очень тщательно проверил, нет ли каких-нибудь уплотнений под мышками, под челюстью и в носу. Ничего. Только солнечный ожог на шее. Но почему-то лишь на шее, и больше нигде. Только эта саднящая полоса воспаленной кожи. Крови там не было – вроде как подтверждение того, что разговор с ночным гостем ему приснился, – но были какие-то странные волдыри. Наверное, стоит сходить к врачу, и он обязательно сходит к врачу… но подождет пару дней. Может быть, все пройдет само собой.

Если я тебя кое о чем попрошу, ты же выполнишь мою просьбу? Выполнишь без раздумий?

Кто стал бы раздумывать? – подумал Джек, глядя в зеркальце на свою шею. Если в противном случае тебя сожрет заживо рак, никто не станет раздумывать.

4

Дженни проснулась у себя в спальне, в их с Ральфом спальне. Поначалу она не могла понять, почему у нее во рту медный привкус паники, словно она едва избежала серьезной беды, и почему ее руки выставлены ладонями вперед, словно она защищается от какой-то опасности. Ральфа в постели не было. Дженни услышала шум воды в душе и подумала: Это был сон. Очень жуткий и очень реальный кошмар, но все равно просто сон.

Только ей почему-то не стало легче. Видимо, потому, что она сама в это не верила. Этот сон не бледнел, не стирался из памяти при пробуждении, как обычно бывает со всеми снами, даже самыми страшными. Она помнила все: как увидела свет на первом этаже, как ночной гость сидел в темной гостиной, как он ей угрожал. Она помнила руку, показавшуюся из темноты. Руку, сжавшуюся в кулак, чтобы Дженни смогла прочитать бледную синюю татуировку между костяшками пальцев: «НАДО».

Тебе надо сказать ему, чтобы он остановился.

Она встала с кровати и быстро вышла из комнаты. В кухне свет над плитой не горел, и все четыре стула стояли на своих местах за обеденным столом. По идее это должно было ее успокоить.

Но не успокоило.

5

Когда Ральф вошел в кухню, на ходу заправляя рубашку в джинсы одной рукой и держа кроссовки в другой, он увидел, что жена сидит за столом и смотрит в одну точку. На столе ничего не было – ни чашки с кофе, ни стакана с соком, ни миски с хлопьями. Ральф спросил, все ли в порядке.

– Нет, – ответила Дженни. – Ночью к нам в дом проник человек.

Ральф застыл на месте, уронив кроссовки и не дозаправив рубашку.

– Что?!

– Человек. Мужчина. Который убил Фрэнка Питерсона.

Ральф огляделся по сторонам, сразу проснувшись.

– Когда? Ты о чем говоришь?

– Сегодня ночью. Он уже ушел, но он просил кое-что тебе передать. Ты лучше сядь, Ральф.

Он сел, и она все ему рассказала. Он слушал молча, глядя ей прямо в глаза. Он видел, что она сама верит в то, что сейчас говорит. Когда она закончила, он поднялся из-за стола и подошел к задней двери, чтобы проверить датчик охранной сигнализации.

– Сигнализация включена, Дженни. И дверь заперта. Во всяком случае, эта дверь.

– Я знаю, что она включена. И все двери заперты. Я проверяла. И окна тоже.

– Тогда как…

– Я не знаю, но он был в доме.

– И сидел прямо там. – Ральф указал на дверь в гостиную.

– Да. Как будто хотел оставаться в тени.

– И ты говоришь, он был крупным мужчиной?

– Да. Может быть, не таким крупным, как ты – я не уверена насчет роста, потому что он сидел, – но у него были широкие плечи и сам он был мускулистый. Как будто ежедневно по три часа занимается в зале. Или толкает штангу на тюремном дворе.

Ральф подошел к двери в гостиную и встал на колени в том месте, где дощатый пол кухни смыкался с ковром в гостиной. Дженни знала, что именно он ищет, и знала, что он ничего не найдет. Она уже проверяла, и эта проверка ее не переубедила. Человек в здравом уме всегда отличит сны от реальности. Даже в тех случаях, когда реальность выходит за грани нормального. Раньше она и сама сомневалась (и знала, что Ральф сомневается до сих пор), но теперь уже нет. Теперь она многое поняла.