Он поднялся на ноги.

– Ковер совсем новый. Если бы на нем стоял стул, а на стуле сидел человек, пусть даже очень недолго, на ковре должны были остаться отметины от ножек. Но их там нет.

Она кивнула:

– Я знаю. Но он был в доме.

– Что ты хочешь сказать? Что это был призрак?

– Я не знаю, призрак он или нет, но знаю, что он был прав. Тебе надо остановиться. Иначе случится что-то плохое. – Она подошла к мужу и посмотрела ему в глаза. – Что-то ужасное.

Он взял ее за руки.

– У нас было трудное время, Дженни. Не только у меня, но и у тебя тоже…

Она отстранилась.

– Не надо, Ральф. Не начинай. Он был здесь, у нас в доме.

– Ладно, допустим, что был. Но он не первый, кто мне угрожал. Любой полицейский, который хоть чего-то стоит, получает угрозы.

– Он угрожал не только тебе! – Дженни очень старалась не закричать. Она чувствовала себя героиней фильма ужасов, которой никто не верит, что Джейсон, или Фредди, или Майкл Майерс вернулся. – Он был у нас в доме!

Ральф мог бы опять привести те же доводы: запертые двери, закрытые окна, включенная сигнализация. Он мог бы напомнить жене, что сегодня утром она проснулась в своей постели, в целости и сохранности. Но он понял по ее лицу, что все слова бесполезны. А спорить с женой в ее теперешнем состоянии ему не хотелось.

– У него были ожоги, Дженни? Как у того человека, которого я видел у здания суда?

Она покачала головой.

– Ты уверена? Ты говорила, что он прятался в темноте.

– В какой-то момент он наклонился вперед, и я сумела его рассмотреть. – Она зябко поежилась. – Широкий лоб, нависший над глазами. Глаза очень темные. Может быть, черные. Может быть, карие или темно-синие. Волосы очень короткие. Черные, с легкой проседью. Борода-эспаньолка. Очень яркие, красные губы.

Описание показалось ему знакомым, но Ральф не стал доверять своему ощущению; возможно, это было ошибочное суждение, вызванное лихорадочной убежденностью Дженни. Видит бог, он хотел верить жене. И если бы нашлось хоть одно фактическое доказательство…

– Погоди. Его ноги! Он был в мокасинах на босу ногу, и у него на лодыжках были какие-то красные пятна. Я подумала, что это псориаз. Но наверное, это могли быть ожоги.

Ральф включил кофеварку.

– Даже не знаю, что тебе сказать, Дженни. Ты проснулась в кровати, все двери и окна закрыты, нет никаких признаков взлома…

– Однажды ты разрезал целую с виду дыню, а внутри было полно личинок, – сказала она. – Это было, ты сам мне рассказывал. Тогда почему ты не веришь мне?

– Даже если бы я верил, я все равно бы не смог остановиться. Неужели ты не понимаешь?

– В одном этот человек был прав. Все закончилось. Фрэнк Питерсон мертв. Терри мертв. Ты вернешься на службу, и мы… мы сможем… смогли бы…

Она не договорила, потому что поняла по лицу мужа: слова бесполезны. Дело было не в том, что он ей не верил. Просто она увидела в его глазах разочарование. Он искренне не понимал, как она могла думать, что он сможет бросить расследование и спокойно жить дальше. Арест Терри Мейтленда на стадионе во время матча стал первой упавшей костяшкой домино, запустившей цепную реакцию насилия и горя. А теперь они с женой ссорятся из-за какого-то несуществующего человека. И по мнению Ральфа, во всем виноват он один.

– Если ты не собираешься останавливаться, – сказала она, – то носи с собой оружие. А я буду все время держать при себе пистолет, который ты мне подарил три года назад. Тогда я подумала, что это глупый подарок, но, наверное, ты был прав. Да, наверное, ты ясновидящий.

– Дженни…

– Будешь яичницу?

– Буду. – Ему совсем не хотелось есть, но если единственное, чем он мог порадовать жену сегодняшним утром, – это съесть приготовленную ею еду, значит, так он и поступит.

Она достала из холодильника яйца и сказала, по-прежнему стоя к Ральфу спиной:

– Я хочу, чтобы наш дом по ночам охраняла полиция. Им не обязательно дежурить у нас во дворе от заката до рассвета, но пусть кто-нибудь патрулирует улицу. Ты сможешь это устроить?

Вряд ли полиция защитит нас от призрака, подумал Ральф… но он давно был женат и знал, что ответить:

– Думаю, да.

– И надо сказать Хоуи Голду и всем остальным. Даже если это прозвучит глупо.

– Дженни…

Но она не дала ему договорить.

– Он сказал, что убьет и тебя, и всех остальных. Сказал, бросит ваши потроха в пустыне грифам на корм.

Ральф чуть не ответил, что хотя грифы и вправду встречаются в их краях (особенно в дни вывоза мусора), поблизости от Флинт-Сити никаких пустынь нет и в помине. Одно это может служить доказательством, что Дженни просто приснился сон. Но Ральф не стал этого говорить. Она вроде бы начала успокаиваться, и он не хотел вновь ее растревожить.

– Хорошо, я им скажу, – пообещал он. И собирался сдержать обещание. Требовалось говорить начистоту. Выложить на стол все карты, сколь угодно безумные. – Ты же знаешь, что сегодня вечером у нас встреча в офисе Хоуи Голда? С женщиной из детективного агентства, которую Алек Пелли нанял собрать информацию о пребывании Терри в Дейтоне.

– С той, которая утверждает, что Терри невиновен?

На этот раз Ральф подумал и опять не сказал вслух (похоже, долгие браки состоят из сплошных недосказанностей), что Ури Геллер тоже утверждал, будто может гнуть ложки силой мысли.

– Да. Она прилетит сюда. Возможно, все это окажется бредом, но она долгое время работала вместе с заслуженным полицейским детективом в отставке и по телефону говорила вполне разумные вещи, так что, возможно, она действительно что-то нашла в Дейтоне. Она была очень уверена в своих суждениях.

Дженни принялась разбивать яйца.

– Ты не остановился бы, даже если бы оказалось, что сигнализацию закоротили и замок на двери взломан, а на полу остались следы того человека. Ты все равно продолжал бы.

– Да. – Она заслужила правду.

Дженни обернулась к нему, держа в руке деревянную лопатку, словно оружие.

– Могу я сказать, что, по-моему, ты ведешь себя как последний дурак?

– Ты можешь сказать что угодно, но при этом, пожалуйста, не забывай, что независимо от того, виновен Терри или нет, его убили. И это отчасти моя вина.

– Ты…

– Тише, – перебил ее Ральф. – Я говорю важные вещи и хочу, чтобы ты поняла.

Она замолчала.

– И если он невиновен, значит, детоубийца до сих пор на свободе.

– Я все понимаю, но, возможно, здесь действуют силы далеко за пределами твоего понимания. Далеко за пределами человеческого понимания.