– Эй, все в порядке?

Я опускаю окно и выключаю мотор. Быстро решаю разыграть дурочку:

– Прошу прощения… просто день такой.

– Да, понятно, – говорит парень, угрюмо улыбаясь и сочувственно кивая. У него милое светлое лицо. Блядь, да он просто охуенный.

– У меня подруга недавно пропала, – говорю я. – На звонки не отвечает, и я постоянно приезжаю сюда посмотреть, не появилась ли она.

– А подруга – не Лина Соренсон, случайно?

Я киваю и выбираюсь из машины:

– Ага… А вы ее знаете?

– Ну, – он улыбается и пожимает плечами, – мы, это… были, по сути, женаты. – И он уставился на меня воодушевленным, но озадаченным взглядом. – Я Джерри Виттендин. А вы, простите, кто?

Джерри, точно.

– Я подруга Лины.

Он продолжает смотреть на меня испытующе, но мне добавить нечего. Можем поиграть в гляделки. Хоть всю ночь, блядь. Он уступает и медленно кивает:

– Слушайте, мне нужно попасть в дом, забрать там кое-что из вещей. Лина вам ключей не оставляла?

Соображаю туго, мысли еще на той парковке, где я учинила расправу над Винтером: может, не дай бог, кто видел или полицию вызвал. Я равнодушно протягиваю Джерри ключ, но, как только он хватает его сильными, наманикюренными пальцами, сразу жалею.

– Как хорошо, что я вас встретил, – улыбается он с самодовольным ликованием. – Я уж так отчаялся, что дверь хотел ломать. Она действительно не берет телефон, не отвечает на мейлы, и ее уже давно никто не видел. Я подумал, что если проникну в дом, то, может, пойму, что с ней.

– Ход мысли правильный… – беспомощно говорю я и иду вслед за ним через калитку во двор и в дом, – но почему у вас-то ключа нет?

– У нас была тяжелая полоса в жизни, – отвечает он, неприятно улыбаясь. – Я уехал в Нью-Йорк, избавил ее от своего присутствия.

То есть перелез на другую наивную дуру. Ловкий мудак, чего уж. Эта курица Мелани правильно написала в том своем письме: опасен для женщин. Зато я, блядь, опасна для таких мужчин, как он. И мы рыщем по дому, хотя я знаю, что ни черта он здесь не найдет, так как все мало-мальски компрометирующее я уже давно увезла, в том числе этот его блокнот.

Он раздосадован и не может этого скрыть.

– А вы часто здесь бываете? Я что-то не вижу никакой почты, хотя знаю, что ей отправляли пакет, в нем кое-какие мои вещи.

– Нет, – быстро отвечаю я, – почту забирает Мона, наша общая подруга.

– А где ее найти?

– Она живет то ли в СоБи, то ли еще где-то, но сейчас она в Атланте, – соврала я. – У нее бойфренд писатель. Они с туром ездят.

– Да-а? Известный?

– Да мудак какой-то, автор херовых детективов.

– А как зовут?

– Том Бреннан.

Джерри улыбается и показывает в меня пальцем, мол, знаю:

– Про Мэтта Флинна? О, я обожаю его книжки!

– Да, он.

Джерри кивает, но сразу теряет интерес и начинает обыскивать письменный стол в Линином кабинете.

– Голяк… – стонет он, но тут его лицо загорается. – Погоди-ка… – Он открывает очередной ящик и достает ключ. – Джекпот! По-моему, ключ от мастерской. Что-то мне подсказывает, что там как раз то, что мне нужно.

Что-то мне подсказывает, что ты ошибаешься, придурок.

– Мне кажется, не очень удобно рыскать в ее вещах, тем более в мастерской.

Джерри, будто не слыша, направляется к двери, я за ним: мы выходим на темный двор. Включившийся от датчика движения свет бьет ему в глаза, отчего он недовольно жмурится, потом резко вставляет ключ в замок мастерской и поворачивает.

– Эврика, – говорит он и открывает дверь.

Я вхожу вслед за ним. Он включает свет. Посреди помещения высится та большая незаконченная скульптура. Наш мудак почти не обращает на нее внимания и начинает с остервенением перерывать все в Лининых шкафах, вываливая содержимое на пол.

– Эй, поаккуратней! – вклиниваюсь я, но он только шикает «блядь» всякий раз, когда ничего не находит в очередном ящике или шкафу. Быстро становится ясно, что здесь ничего нет – ничего из того, что он ищет; блокнот и фотографии лежат у меня дома.

Мы возвращаемся в дом, Джерри берет бутылку вина с полки на кухне и открывает ее. Наливает себе бокал и предлагает мне. Я иногда могу выпить бокал красного – в нем много антиоксидантов, – но сегодня я уже и так достаточно выпила на мероприятии и в ресторане, и вообще пить алкоголь с этим мудаком совершенно не вштыривает. Я открываю «Сан-Пеллегрино». Любит себя, козлина; исчезновение Лины его явно интересует меньше, чем собственная карьера, какая бы она ни была.

– Я выставку собираюсь делать; в Нью-Йорке и Лондоне уже предварительно договорился с людьми, но на все нужны деньги, а я чего-то поиздержался. Думал, Лина… Хотя это уже другая история. – Передернув плечами, он поднимает бокал на свет и делает глоток. – Не в курсе, куда она могла пропасть?

– Она рассказывала про какой-то свой большой проект и что собиралась ехать в Глейдс снимать, – снова вру я и добавляю: – Ландшафты снимать, чтобы был фон для зеленых человечков.

Джерри пристально смотрит на меня, как будто пытается понять, не прикалываюсь ли я.

– А-а, для ее этих будущих человеков, – смеется он и садится в кожаное кресло.

– Ага.

Я заставляю себя улыбнуться и злюсь, что действую заодно с этим козлом против Лины. Сажусь на диван напротив него.

– Класс… – говорит он, потом кивает. – Я всегда старался заинтересовать ее мультимедийными историями, так что, наверное, в этом отчасти и моя заслуга. – И он слегка улыбается, довольный собой. – А вы-то откуда ее знаете? Вы художница?

Включается кондёр, и я поеживаюсь от сильного потока холодного воздуха. Он замечает эту мою слабину и дает об этом знать, улыбнувшись. В помещении становится холодно: сильно дует от вентиляции.

– Нет, я фитнес-тренер. Она у меня занимается.

– Вау, то-то я заметил, что вы выглядите – как бы это сказать – подтянуто. – Он поднимает одну бровь. – Хотя вообще на Лину это не похоже.

– Нет, она усердно занимается… – я осеклась, – занималась.

– Ладно. Знаете, э-э-э… – Он поднимает брови и ставит бокал на стеклянный стол.

– Люси.

– Знаете, Люси, – он прищуривается, – если вам лучше, вы, наверно, идите уже, а я продолжу тут играть в плохого Шерлока Холмса.

– Нет, это мне придется попросить вас уйти и отдать мне ключ. Его доверили мне, и я не могу вам его оставить.

Джерри внезапно снова включил свой жесткий взгляд. Меня это нервирует, и я себя за это ненавижу.