— Эй, ты не так резко наклоняйся, — удерживает Камиль Тихона, пока тот весело хохочет и ловит волны. – Чувствую себя инвалидом.

— Отчего это?

— Ты за рулем, — делает он глаза еще больше, а я не могу не рассмеяться. Да, для мужчины женщина за рулем настоящий стресс, но вчера, предлагая мне покататься на лодке, он не учел одного. Управлять он ею не умеет. Так что с утра, когда мы загружались, вышел небольшой конфуз.

— Пока ты не умеешь, я тебе не доверю возить моего сына, уж извини, унижаю твою мужскую гордость.

— Я отыграюсь, — подмигивает он, а я закатываю глаза.

— Смотри, как бы на выброс твоего тестостерона сюда не сбежались все русалки.

— Самая главная уже здесь, — выразительно смотрит он на верх моего купальника, который совершенно не скрывает вставшие соски. И если десять минут назад они стояли от прохладной воды, то теперь я могу точно сказать, кто в этом виноват. Вернее, чей жадный взгляд. Я его еще вчера на себе чувствовала, пока устроила Камилю водное представление в душевой. Все тело горело, словно он был не на той стороне, а за стенкой, готовый вот-вот ворваться в кабину и поглотить меня.

— А ты можешь думать о чем-нибудь другом?

— А ты? – выразительно выгибает он бровь, и я отворачиваюсь. И облизывая губы, киваю и прячу улыбку. Обвиняю его в порочности, а сама думаю только о том, как мне хотелось вчера позвать его. Тихон уже спал. И я знаю, что одно лишь слово, и Камиль немедленно оказался бы рядом. О да, сегодня я сама веду себя как похотливая кошка, то и дело рассматривая совершенное тело Камиля, которое он словно специально выставляет на показ. Знает на что давить, Котяра...

Тем не менее. За всем этим желанием, счастьем, удовольствием просто быть рядом с ним, видеть, как он нашел общий язык с Тихоном, скрывается одна очень опасная мысль. Надолго ли все это. Заслужила ли я это. Как скоро жизнь снова окунет меня лицом в вязкую жижу реальности.

От пагубных мыслей меня отвлекает плеск воды. Камиль выпрыгнул из лодки, когда я притормозила ее. Он сбросил якорь и помог Тихону выбраться, чтобы тот тут же побежал строить замки из песка с помощью своего набора для песочницы.

— Мам, смотри, какие камушки! Я из них окошки сделаю.

— Супер, милый! – подаю я Камилю корзинку, затем покрывало, а уже потом даю вытащить себя. – Я бы справилась.

— Я знаю, знаю. Ты у нас самостоятельная барышня, — смеется он, а затем наклоняется к ушку. – Но теперь за тебя отвечаю я. В том числе за маленькие шалости взрослой девочки.

— Пошляк, — отталкиваю я и иду раскладывать обед на покрывале. И за всеми делами не сразу заметила, что Камиль сидит в одних синих плавках на песке рядом с Тихоном и помогает ему, что-то тихо объясняя. Мечта, конечно. До слез тяжело на такое смотреть, потому что любой такой день может оказаться последним, а завтра Камиль поймет, насколько скучно быть просто папочкой, и отвернется от нас. Еще хуже, если он это поймет позже, когда Тихон окончательно к нему привяжется, а я не смогу найти сил, чтобы жить без него дальше.

— Кушать идем? — зову строителей, и те, помыв руки, присоединяются к трапезе, заняв почти все покрывало.

— А почему у тебя картинки здесь? — спрашивает Тихон, жуя курицу и показывая на забитые татуировками руки Камиля. – Ты сидел в тюрьме?

Мы закашливаемся, а Камиль, смеясь, качает головой.

— Не пришлось. Не все, кто делают татуировки, сидели в тюрьме. Некоторые делают их для красоты.

— А почему у мамы нет? Мама не хочет быть красивой?

Камиль, наверное, в шоке, потому что порой логику ребенка не понять.

— Твоя мама и так очень красивая. Ей не нужны дополнительные картинки.

— А тебе нужны?

— Ну вот, думаешь, обратила бы твоя мама на меня внимание, если бы не эти картинки?

— Эй, — торможу я. – Он сейчас захочет себя всего изрисовать, чтобы тоже всем нравиться.

— Нет, Тихон же умный мальчик, — тот серьезно кивает. – Такие картинки можно будет бить, когда тебе стукнет восемнадцать.

— А это когда?

— Нескоро.

— А что это «нескоро»?

Камиль поворачивает голову, делая глаза большими и жалостливыми. Просящими помощи. И я не могу придумать ничего лучше, чем похлопать ладонью по бедру и позвать Тихона отдохнуть на моей коленке.

— Иди сюда, малыш.

Забавно, но дернулись они оба, только Камиль в последний момент понял, что я звала не его.

Я убаюкиваю сына поглаживаниями по голове, а Камиль просто сидит рядом и смущает меня взглядом.

— Что?

— Ты мало про него рассказывала. Я знал, что у тебя есть сын, знал даже, как зовут, но почти не думал о том, что он вообще реален. Почему?

— Ясно же почему. Ты просил свободных отношений и вряд ли хотел подробностей моей личной жизни. А я не хотела тебя спугнуть.

На это он молчит, отворачивается в сторону воды и долго туда смотрит. Тихон засыпает, и я тихонько укладываю его на покрывало, подкладывая свою кофту под голову. А потом, немного страшась, сажусь рядом с Камилем. Он тут же разворачивается и ложится на песок, укладывая меня себе на плечо. И лежа вот так, смотря в голубое небо, по которому, как рыбы, тихонько плывут облака, я чувствую себя по-настоящему счастливой. По телу скользят легкие импульсы возбуждения, и, судя по стуку сердца Камиля, с ним происходит то же самое. Но ни он, ни я не даем этому развиться, прекрасно зная, что ничего больше поцелуев сейчас мы позволить себе не сможем. Но предвкушение, оно такое сладкое, как запах десерта, который ты видишь через стекло витрины. Ты можешь взять его, но держишь себя в руках, чтобы не показаться животным.

И в доказательство того, что я не одна в своем мучении, рука Камиля, что поглаживала мне талию, перешла на зад и крепко его сжала, а до уха донесся шепот.

— Пиздец, как тебя хочу, — а затем его голос стал громче, а слова приличнее. – Так что там с твоей личной жизнью?

— А что с ней? — усмехаюсь, поднимая голову. Камиль смотрит на меня,