прожигая колдовскими глазами. – Лежит вот рядом, пошло ругается.

— А где-то там бродит муж.

— Через полторы недели он перестанет им быть.

— Ты любила его?

Я столько думала об этом в последние месяцы, что, наверное, смогу четко сформулировать ответ. Наверное,

— Была влюблена. Он казался мне тем самым принцем, о котором, как говорила мама, я могу никогда не мечтать. Ведь у меня совершенно неженственный вид и вообще, мужчины не любят умных женщин.

Он на какое-то время замолкает, словно задумавшись, о чем - то. И я бы многое отдала, чтобы узнать его мысли.

— Слабые не любят, - вдруг продолжает он говорить.

— Ой, ой. А ты сильный?

— Ага. Помнишь того трусливого льва, который все храбрость искал в стране ОЗ.

— Помню, Камиль. Где бы мне ее найти. Эту храбрость.

— Не надо тебе ее искать, дурочка. Ты будешь моей храбростью, а я твоей.

— Красиво заливаете в уши, Камиль Ринатович, — смеюсь, наслаждаясь каждым словом. И пусть они все будут лживыми, пусть завтра его не будет рядом, но сейчас здесь я больше не хочу бояться. Сейчас я хочу только быть счастливой. Пусть даже обманывая сама себя.

— Я умею заливать, тут ты права, – молчи и просто поцелуй меня. — Но сейчас я говорю правду.

Сейчас он может верить в свои слова.

— Ты не веришь мне? — удерживает он мой подбородок, внимательно оглядывая лицо.

— Я верю, что ты в это веришь. И знаешь, — убираю я его руку, быстро поглядываю на спящего сына и приближаю свои губы к его. Медленно, но верно сокращая расстояние до пары миллиметров. – Мне этого достаточно. Поцелуй меня.

И он целует. Берет грубо за затылок, словно это помогает ему сдерживать себя, и толкается языком в рот, почти царапая губы зубами. А я вся словно струна натянутая, готовая порваться в любой момент, если его пальцы станут чуть смелее и перестанут просто поглаживать кожу рядом с грудью, а схватят ее ладонью и крепко сожмут, как он любит делать.

Поцелуй прерывается его стоном, а в следующий миг я чувствую давление на свой лоб и открываю глаза.

— Ты даже не представляешь, что я хочу сейчас с тобой сделать. Погладь его… — почти молит он, и я тяну дрожащую руку к члену, уже еле скрытому тканью плавок. Он словно чудовище. Пытается прорваться наружу, чтобы затем ворваться в меня. Черт, какой же он огромный.

И я поглаживаю его пальчиками, чувствуя, как он пульсирует, как меня потряхивает от желания не просто его коснуться, не просто впустить в себя, а вспомнить вкус, вспомнить, как горячая лава стекает по горлу, а Камиль задыхается, дергаясь в последнем пароксизме оргазма.

Легкий кашель прерывает нашу игру, и мы словно ошпаренные садимся в разные стороны. Смотрим на все еще спящего Тихона, потом друг на друга и смеемся в кулаки.

— Черт, нам нужны будут звуконепроницаемые стены и хорошая дверь.

— Куда нужны?

— В квартиру, что я куплю. Не в той же лачужке жить?

— Лачужкой ты назвал свою квартиру, в которой все восемьдесят квадратов?

— Почти девяносто. Так я ее для себя брал. А нас то трое будет.

Вчерашнее письмо, которое он накатал, я не только сохранила, я запомнила каждое слово. Они словно отпечатались в моем мозгу и горели неоновым светом, давая возможность забыть тот эпизод с Викой. Но желание Камиля жить всем вместе и даже переехать из его любимой квартиры перекрывали все. Оно буквально вошло в меня копьем всевластия, делая собственностью Садырова.

— Я люблю тебя, Камиль, — первая сказала, да и ладно. Сейчас на все плевать. – Очень люблю.

Он подсаживается ко мне, обнимает за талию и пальцами трогает подбородок, держа мое лицо ровно и не давая отвернуться. Грозя очередным обжигающим поцелуем.

— Я тебя тоже.

Глава 59. Кот

Чувствую себя подростком, стоя под окнами и насвистывая. Лида наверняка давно спит, по крайней мере на сообщение она так и не ответила. А вызов вообще сбросила. И зачем я приперся, да еще и под ржач Игната, который прозвал меня домашним котиком.

Плевать. Сейчас важно выяснить чего это вдруг Мышка, льнущая ко мне днем, стала игнорировать ночью.

Нужно все проверить. Так что крадусь к задней двери, продолжая поглядывать в окно. Света нет, силуэтов тоже не видно.

Будет весело, если я сейчас разбужу весь дом. Ладно дом. Напороться на ее мать мне хотелось бы меньше всего.

Сегодня я впервые ее увидел. Когда провожал Лиду с Тихоном. Он рванул к женщине с криком: «Бабуля, нам было так весело. Камиль мой друг!».

От милой бабули в этой женщине мало качеств. Больше подошло бы слово «мегера», но не мог же я произнести его вслух.

Так что просто кивнул ей и сестре Лиды, поцеловал ее саму и предложил вместе позавтракать в ресторанчике на берегу Ладоги недалеко отсюда. Но не учел, что не смогу ждать следующего утра и вообще того часа, когда мы сможем остаться наедине и наверстать упущенные дни друг без друга.

Мне нужно сейчас. Немного ласки. Её такой искренней любви. Ради этого я даже готов выдержать еще раз ледяной взгляд ее матери, которой я, судя по всему, совершенно не понравлюсь.

Я все равно немного помолился, чтобы это была не она, когда за дверью послышались семенящие шаги. Я весь сжимаюсь, невольно готовый рвануть обратно к дому Игната, но буквально выдыхаю облегчение в лице появившейся на пороге Лиды в одной тунике на голое тело. Отличный вид, Мышка. Сносящий крышу махом. А эти торчащие сосочки лучшее приветствие.

Лида хмурится, делает большие глаза и втаскивает меня в темноту дома, который почему-то зовут гостиницей. Халупа Игната и то раза в два больше.

— Камиль, — шепчет она испуганно, вжимая меня в угол. – Ты не мог позвонить? Твой свист мог перебудить весь дом.

— Стоп, я же писал. И звонил. Ты скинула, коза такая, — возмущаюсь и меняюсь местами, пока она глаза пучит.

Теперь Лида вжата в угол, а я нависаю над ней, укрывая от нескольких крох блеклого света в коридоре.

– Так что не надо тут…

— Наверное, телефон сел, — пытается она выглянуть мне за плечо, но я ловлю ее подбородок, вдыхая пряный аромат, которого мне так не хватало. – Камиль… Мы