Все эти культурные и образовательные проекты развивал и великолепно руководил ими Роберт Зингер, во многом благодаря сложившимся у него хорошим связям и добрым отношениям, с одной стороны, в России и других постсоветских государствах, а с другой стороны, в Израиле. Все больше и больше израильских структур и учреждений начинали взаимодействовать с нами, и все больше и больше евреев, так или иначе, знакомились с работой наших структур и принимали в ней участие. Это, конечно, крайне раздражало руководство Еврейского Агентства. Агентство требовало запретить израильским министерствам проводить какую-либо работу среди евреев. Оно считало, что это – наследственное право Еврейского Агентства вести единолично работу среди евреев диаспоры, и опасалось, что израильские министерства, воодушевленные нашим совместным успехом, начнут самостоятельно работать с евреями и в других странах и тем самым поставят под угрозу существование бюрократического монстра, именуемого Еврейским Агентством. На каком основании чиновники Агентства будут клянчить пожертвования в сотни миллионов долларов в год для поддержания своего существования и огромного аппарата? Ведь основным для деятелей Еврейского Агентства стало их собственное существование и сбор пожертвований для его поддержания, а евреям и их репатриации в Израиль придавалось мизерное значение. Еврейское Агентство вело постоянную войну с «Нативом» всеми дозволенными, а большей частью недозволенными средствами. Это не особенно мешало нам, просто отнимало время и внимание на бесконечные споры и объяснения, не всегда на серьезном уровне.

Но основное, к чему я стремился, – это расширение нашего присутствия во всех государствах постсоветского пространства при дипломатических представительствах, не дожидаясь официального открытия посольств. Темп работы израильского Министерства иностранных дел был ужасающе медленным. Можно было сто раз околеть, пока они зашевелятся и отберут кандидатов, о профессиональных качествах некоторых из них и соответствии занимаемой должности я уже не говорю. Правда, среди посланных Министерством иностранных дел работников были и замечательные люди, и отличные, высокопрофессиональные дипломаты, но это бывало чисто случайно. Практически всюду мы начинали нашу работу намного раньше их, завязывая связи, снимая помещения, в которых потом на первых порах размещались и работники нашего МИДа. Все наработанное мы с удовольствием предоставляли в их распоряжение. Мы вводили наших дипломатов во все местные структуры власти, помогая им во всем. В благодарность за это, как правило, наши работники получали со стороны мидовских представителей презрительное, унижающее отношение и постоянные попытки помешать нашей работе.

Несмотря на это, преимущество наших сотрудников в работе на постсоветском пространстве было неоспоримым. Ведь «Натив» все годы постоянно и профессионально занимался Советским Союзом во всех аспектах, так или иначе касающихся евреев. Министерство иностранных дел не было готово для работы с Советским Союзом и на советской территории. Большинство, занимавшихся СССР, не знали русского языка, не были знакомы ни с историей, ни с культурой страны, разве что из документов западных «спецов», написанных по-английски. Часть представителей МИДа, посланных на территорию СССР, до этого занимались Ирландией, до Ирландии – Южной Америкой, а до этого Африкой. А теперь им было поручено на два, три года заняться Советским Союзом! Да и в других профессиональных государственных структурах почти не было знающих русский язык, особенно современный. Не раз я видел пенсионеров и ветеранов «Натива», приехавших в Израиль из Польши в пятидесятых годах и незнакомых с современным русским языком, делающих для них переводы с русского на иврит. У нас же работали люди, отлично владеющие русским языком, знакомые с материалами о Советском Союзе и с опытом работы и в Советском Союзе, и в израильских структурах по советской тематике. Пришедшие к нам офицеры израильской армии, говорящие по-русски, приехали в Израиль из Советского Союза, большинство – после Шестидневной войны. Все они отшлифовали и углубили свои знания за годы работы в «Нативе». Мы были единственными в Израиле, кто мог полагаться на свои источники, а не на исключительно иностранные благодаря тесному контакту с населением и со странами, в которых мы работали. И, как всегда, особенно в Израиле, все, что успешно, вызывает зависть и сопротивление, особенно в бюрократической системе.

Работники Министерства иностранных дел видели в каждом нашем действии попытку нанесения ущерба их статусу. Нередко мы слышали от местных работников нелестные для мидовцев сравнения с работниками «Натива», касающиеся их профессионального уровня и соответствия занимаемой должности. Но не «Натив» же ввел в МИДе извращенную и порочную систему работы. Когда посол дерется с ответственным за безопасность посольства, это не добавляет уважения к государству. Когда на дипломатические должности назначают людей с нервными расстройствами, без соответствующей проверки, их поведение не производит благоприятного впечатления ни на принимающие государства, ни на их граждан, особенно евреев. Посол, берущий под «опеку» местную работницу посольства и дающий ей «править бал» в посольстве, не добавляет уважения к Израилю. Большинство этих послов, не знавших русского языка, не говоря уже о языках других постсоветских государств, не понимали ни стран, в которых работали, ни ментальности народов, населяющих эти страны. Положение усугублялось тем, что способность МИДа подготовить тогда специалистов для работы в Советском Союзе была очень слабой.

Стоит отметить, что советскому направлению в израильском МИДе не уделялось должного внимания и все, связанное с ним, было в течение многих лет практически заброшено. Как можно говорить о серьезном отношении к России или Украине, когда эти страны оставались без послов Израиля по году и по полтора. Я помню, как во время одного из посещений Государственного департамента в Вашингтоне один из молодых работников отдела, занимавшегося СССР (я обычно встречался с работниками этого отдела два раза в год), сообщил мне: «Я должен попрощаться, я ухожу…» Я спросил, куда он уходит, и он сказал, что назначен послом в Латвию. На мой вопрос, когда он вступит в должность, он ответил, что в следующем году. Увидев мое удивление, он пояснил, что в течение года он будет изучать язык, культуру и все, что связано с Латвией. У нас же не думали, что дипломатические кадры, направляемые в Россию или бывшие советские республики, нужно специально обучать и готовить.

Люди по-настоящему серьезные, думающие и владеющие материалом, повторяю, были чистой случайностью. Именно к таким можно отнести и Арье Левина, который был безусловным исключением из общего правила и понимал, что такое СССР. А. Левин родился в Тегеране, в семье, которая уехала из Латвии в Палестину. Он владел персидским, французским, английским и русским языками как родным. Его служба в других структурах, до МИДа, только отточила его способности мыслить, анализировать и формулировать. Другим исключением был покойный Мирон Гордон, родившийся в Советском Союзе, специалист по русской культуре и поэзии, безвременно ушедший. Но даже Арье Левин не мог пересилить ревность, когда речь шла о деятельности и успехах «Натива».

Я помню совещание, созванное по просьбе работников МИДа у министра иностранных дел и посвященное проблемам, которые Яков Кедми создает работе МИДа Израиля в Москве. Министром иностранных дел тогда был Миша Аренс, который обладал практичным, логическим мышлением, столь редким у израильских чиновников, прямотой и честностью, не только личной, но и профессиональной. В начале встречи Аренс попросил предоставить пример действий Яши Кедми, которые мешают работе МИДа. Арье Левин сказал, что мои встречи с представителями власти и общественности мешают деятельности посольства. Аренс попросил разъяснить более подробно, и Арье Левин рассказал, что я встречаюсь с Александром Бовиным, который был тогда одним из важнейших и влиятельных советских журналистов. «А вы не встречаетесь с Бовиным?» – спросил Миша Аренс. Арье Левин ответил, что тоже встречается с Бовиным. «Если так, то в чем же Яша мешает вам, встречаясь с Бовиным?» – недоумевал Аренс. В ответ Арье Левин попросту выразил, что действительно мешало ему и многим другим в Министерстве иностранных дел и в других структурах Израиля: «Со мной Бовин встречается как с послом, а с Яшей как с товарищем». Я признаю вину. Наша способность раскрыть людей, вызвать у них доверие, человеческое отношение и понимание, как и желание людей делиться с нами своими проблемами и мыслями, была такой, какая и не снилась работникам МИДа.