концу четвёртого дня путешествия у города Шнепфендорф. Там же, в мерзком клоповнике, что считался лучшей гостиницей города, устроил своим офицерам обед. А утром он отправил майора Дорфуса с капитаном Лаубе и двумя сержантами вперёд, чтобы они подготовили бараки до прихода отряда. Но, кроме этого, генерал хотел знать, как примет местная власть приход его людей в город. Он хотел, чтобы офицеры выяснили обстановку в городе, чтобы у него не было по приходу всяческих неприятных неожиданностей.

И неожиданностей не произошло. Когда отряд подходил к городу, и Карл Брюнхвальд сделал привал, чтобы солдаты хоть немного счистили с себя и лошадей дорожную грязь, начистили кирасы и помыли знамёна. Как раз приехал Дорфус и сообщил:

– В городе нам не рады.

Волков и Брюнхвальд переглянулись; они именно о том и говорили за день до этого. Ещё бы! Когда это вольные города жаловали чужие гарнизоны?

– Бургомистр и семь городских сенаторов из двенадцати – люди нашей веры, но даже они весьма к нам не расположены, – продолжал майор. – Среди людей простых у нас есть сторонники, думаю, что и среди попов тоже будут, но вот купчишки от нас нос воротили, был один, который даже говорить не захотел о продаже фуража: дескать, не будет для вас фуража в нашем городе.

– Еретик, сволочь! – сразу определил Брюнхвальд.

– В том-то и беда, что нет… говорил, что ходит к причастию.

Карл настроен серьёзно, он смотрит на генерала и произносит со значением:

– Может, пошлём вперёд нашего славного Юнгера, пусть со своими кавалеристами прокатится.

– Предлагаете взять ворота? – с сомнением спрашивал генерал. Дело было обычное – пока противник не знает о приближении войска, небольшой и быстрый отряд высылается вперёд, чтобы захватить хотя бы одни ворота и не дать закрыть их до прихода главных сил. Такое действие было безусловным актом агрессии. И Волкову очень не хотелось с самого начала злить и так негостеприимных горожан.

– Может, так оно и надо, – поддержал полковника майор Дорфус. – Подойдём, а они запрут ворота перед нашим носом.

Да, конечно, это был серьёзный аргумент. Волков даже и не представлял, что напишет в Вильбург фон Реддернауфу, случись подобное. Закрой горожане перед его отрядом ворота, и дело можно было считать полностью проваленным. Но и захватывать ворота было страшно. А вдруг ещё ротмистр Юнгер в папахах да в горячах зарежет кого, кто попытается ему противиться? Вот тебе и заваруха. Тут и стражники осерчают, и горожан на помощь позовут. И начнётся… Нет, нет, нет… Карл прекрасный солдат, но он всегда был груб и прямолинеен. Дорфус более тонок, всё видит, быстро думает, но у него ещё мало опыта. Особенно по части дипломатии. Волков же в этом деле поднаторел, он и с горцами смог замириться, и в Малене его слово стало весомее прочих, да и со своим всесильным сеньором помирился. Хотя тот и был злопамятен. И в этой ситуации, он это прекрасно понимал, ему нужно было действовать тонко. Очень тонко.

– Юнгера мы никуда посылать не будем, – произнёс он после раздумий, – будем действовать тихо и вежливо, а посему вместо Юнгера поеду я сам. С выездом, но без знамени и без трубачей. Хенрик, велите седлать мне коня.

– А можно ли мне ехать с вами, господин генерал? – спрашивал у него майор Дорфус.

– Хорошо, поедемте; а вы, Карл, приведите людей в порядок и двигайтесь за нами. Только побыстрее, Карл.

– Конечно, – отозвался полковник.

* * *

Нет, не так он видел въезд в город Фёренбург. В первое его знакомство с городом тот ему сразу не приглянулся, так как ворота города были привалены гниющими мертвецами и не открывались до конца. Теперь же ещё задолго до ворот на раскисшей дороге выстроились десятки, а может, и целая сотня телег, возов и фургонов. Утопая в грязи почти до ступиц, они ждали дозволения въехать в большие ворота меж крепких башен. Возницы лениво переругивались, материли стражников, ели что-то из тряпиц и мёрзли на сыром и прохладном ветру.

Фон Флюген, по своему обыкновению ехавший впереди всех и доехавший уже до ворот, вдруг развернулся и поехал назад, и уже по его выпученным глазам было ясно, что оруженосец видел что-то удивившее его. Подъехав к генералу, он заговорил:

– Господин генерал, там, на башне возле ворот, прибита табличка, где писано про вас.

– Уж не пьяны ли вы? – сухо спросил у него Волков. – Какая ещё табличка, отчего же в ней писано про меня, что вы несёте?

– Так на стене прибита и писано там, что всякий, кто сдаст городу кавалера Иеронима Фолькофа, тому будет двадцать четыре монеты или золотой флорин, а кавалеру переломают руки и ноги.

Волков не мог поверить в такое и молча тронул коня и поехал вдоль телег к воротам. А за ним поехали и Максимилиан, и Хенрик, и фон Готт. И каково же было их удивление, когда на стене башни они и вправду увидали замшелую табличку в ржавчине, на которой было писано:

«Такого-то года от рождества Господа нашего, в ноябре месяце, был в городе Фёренбург вор и разбойник кавалер Иероним Фолькоф, и грабил он арсенал и жилища честных людей и бил честных людей до смерти. И церковь ругал. Коли кто вора Иеронима Фолькофа в город Фёренбург приведет, тот получит двадцать четыре талера земли Ребенрее или флорин золотом. А вору Иерониму Фолькофу будут ломаны на колесе руки и ноги, а потом он будет, как вор, повешен за шею, пока не издохнет. Таково решение магистрата свободного города Фёренбурга».

Этого ему ещё не хватало. Волков поглядел на удивлённого Дорфуса и других своих людей и произнёс:

– Отныне я Иероним фон Эшбахт или барон фон Рабенбург, Длань Господня и кто угодно ещё, но не Фолькоф.

– Да, конечно, генерал, конечно, – кивали ему спутники.

«Какая же злопамятная сволочь тут живёт», – думал Волков, объезжая большой воз с соломой, что стоял перед самыми воротами.

Этот город и в первый раз ему был неприятен, и теперь не был мил. Тем более, что всё тут было устроено плохо. Сразу за воротами небольшая площадь, стража тут же осматривает привезённое, у приютившейся к башне избушки дымит белым дымом чахлый костерок. Около него греются стражники, а повсюду телеги, телеги и телеги. Всё забито возами. Не развернуться.

Вильбург – город чопорный и чистый, наверное, самый чистый из всех городов, что видел Волков. Что ж, возможно, так и положено для столицы земли, которой правит строгий и умный сеньор. Мален – город-трудяга, город кузниц