Он вошел в зал старейшин, когда там одна лишь Грандида и осталась. С тех пор, как она обманом убила его, сильнейшего из хримтурсов, глупая девка возомнила себя великой правительницей. Целую тысячу лет игралась в хозяйку – строила какую-то бессмыслицу, распахивала новые поля, зачем-то примирила враждующие кланы... какая же дура.

Таштарагис, пока был некоронованным царем великанов, искусно поддерживал в них настороженность, недоверие. Подогревал мелкими стычками, междоусобицами. Его власть была крепка благодаря этому.

Теперь он вернется на престол. Громадное каменное здание стояло перед Таштарагисом – он взял под мышку кровоточащую бычью голову и шагнул внутрь.

Здесь не было потолка. Вместо крыши зал старейшин накрывало чистое небо. По кругу стояли каменные троны, а в центре – бездонный колодец.

Великаны создали собственную страну восемь тысяч лет назад. Передвинули сами горы, окружив ее каменным хребтом. Именно тогда был выстроен и этот зал, а в нем встали четыре гигантских трона. На гранитном воссел Дормадос, на мраморном – Хиротарос, на обсидиановом – Таштарагис, а на бетонном – Извельтос, старший сын прародителя йотунов... да как же его все-таки звали?..

- Янгфанхофен, неужели все великаны и правда забыли, как звали одного из их четырех патриархов? – спросил Бельзедор. – Странно как-то – их же все-таки не сотня была.

- Нет, это я сам забыл его имя, а подглядывать не хотел, - сконфуженно признался старый демон. – Извините уж.

Пять тысяч лет они правили вчетвером. А три тысячи лет назад Извельтос погиб, Хиротароса и Дормадоса кинули в Хиард... и Таштарагис остался один.

Конечно, муспеллы, людогоры и йотуны выдвинули новых старейшин. Но они ничего не значили. Они глядели Таштарагису в рот. Делали все, что он говорил. Повиновались каждому слову.

И так было еще две тысячи лет. Две тысячи счастливых, спокойных лет.

Таштарагис собирался их возвратить.

Грандида перебирала каменные таблички. Читала одну, вырезала нелепые значки на другой. За время странствий Грандида узнала, что у многих народов есть средство сохранять знания, передавать их не из уст в уши, а из рук в очи. Она решила, что благородный оксетунг, древний великаний язык, ничем не хуже кобринского и эльфийского. Решила, что он заслуживает своей письменности.

Таблички посыпались у нее из рук, когда в центр зала шлепнулась бычья голова.

За целую тысячу лет Грандида тоже думать забыла, что жил когда-то на свете такой Таштарагис. Он превратился в застарелую, давно зажившую рану. Если Грандида кого-то и вспоминала еще иногда, то Борготоса, свою единственную настоящую любовь... но уж не того, кто его убил.

Теперь воспоминания обрушились кровавым водопадом. Голова Сарегремозиса еще не успела замереть – а великанша взлетела с трона, дернулась к прислонившемуся к стене молоту... и окаменела.

Она разглядела Таштарагиса. Того, каким он стал. Каким вернулся к жизни. Жуткую изуродованную нежить с ледяным мечом.

Даже без головы – она сразу поняла, кто перед ней.

- Ты все-таки собрал свой скелет, - холодно произнесла Грандида. – Я этого боялась. Но хотя бы у тебя на это ушли века.

- Я управился за тринадцать лет, - раздался леденящий душу голос.

Он исходил из пустоты. Из воздуха над обрубленным хребтом.

А потом свистнул меч.

Таштарагис не дал Грандиде шанса. Не дал схватить молот. Просто рванулся вперед, пока не прошел ее шок. Выплеснул всю ярость, что накопил за тысячу лет. Всю ненависть. Вложил в удар всю мощь первородного хтоника.

Глаций пронзил великанше грудь. Вышел с другой стороны – и застрял в камне. Таштарагис насадил Грандиду на клинок, как овцу на вертел.

- Где моя голова?! – потребовал он ответа. – Где мой череп?!

Затухающий взгляд Грандиды поднялся кверху. Таштарагис тоже туда посмотрел – и увидел что-то серое и сморщенное. Мерзкий бесформенный комок размером едва с его кулак.

- Походи... с такой... – прохрипела Грандида. – Тебе... пойдет...

Таштарагис издал бешеный вой. Тсантса!.. Эта гадина превратила его прекрасную голову в тсантсу!..

Великан выдернул Глаций и тут же рубанул снова. Теперь по лицу Грандиды. Ударил еще и ногой – и еще, еще раз!..

Он пинал и рубил, пока великанша не затихла.

- Пинал по лицу лежащую женщину... – задумчиво произнес Бельзедор. – Нет, я бы его в приспешники не взял. Приспешник, даже самый гнусный, должен иметь стиль. А тут стиля никакого.

- Бельзедор, не все в этом мире действуют так, словно на них смотрит миллион зрителей, - хмыкнул Янгфанхофен. – Таштарагис просто ненавидел Грандиду. Да и в конце концов – его создавали в качестве убийцы и разрушителя. Цепного пса Первозданных. Чего ты от него хочешь?

Когда Таштарагис закончил, то все-таки попытался приладить к хребту свою бывшую голову. Но у него не получилось. Там уже просто не было черепа – только кожа, обтягивающая... это оказался сушеный навоз. Кости Таштарагиса задрожали, когда он понял, что его бывшая голова теперь полна бычьего дерьма.

До каких же глубин сумела пасть эта дрянь?!

- Где мой череп?! – закричал он на Грандиду.

- Ты не найдешь его, - ответил поднявшийся над телом дух.

- Найду! Куда ты его спрятала?!

- Очень сложно найти то, что размололи в муку, - насмешливо сказала призрачная великанша. – Мне было сложно сделать такое со всем скелетом, поэтому остальные кости я просто разбросала. Но череп я дробила почти десять лет – и превратила его в пыль. Я посеяла эту пыль на полях с сахарной травой и клевером. Хочешь найти свой череп? Поищи в кучах, что оставил по всей долине Сарегремозис.

Таштарагис жахнул кулаком в стену. Та треснула и пошатнулась, зал старейшин накренился.

Он не мог вечно оставаться без головы. Даже безмерная мощь его тела рано или поздно иссякнет в таком виде. Нужно хотя бы собрать полностью скелет.

Но черепа нет! Его больше нигде нет!

Зато здесь есть другой череп. Голова Огненного Быка почти идеального размера. И он тоже из первого поколения.

Не такой, как сам Таштарагис, а из самых младших, из уже почти что подонков, последних капель остывающего Хаоса... но все же первое поколение. Все же первородный. Все же не рожденный другим Огненным Быком, а явившийся прямо из Несотворенного.

Его череп подойдет.

Таштарагис сорвал с него кожу и мясо. Просто пожелал, чтобы их не стало – и те сползли, как перчатка с руки. С влажным шлепком упали на камень.

А голый череп Таштарагис водрузил себе на плечи.

Схватил за рога и немного поправил. Выждал пару минут, переливая часть духа в новое вместилище. И когда пустые глазницы загорелись синим – зло рассмеялся.