плане была австрийская принцесса Стефания фон Гогенлоэ, которую отправили в Лондон, где она сняла квартиру в Брайанстон-Корте рядом с Уоллис. Согласно отчету британской разведки, ее роль заключалась в отборе из числа британского истеблишмента «возможных будущих друзей Гитлера и нацистской Германии». Примечания к неопубликованным мемуарам показывают, что список возглавляли принц Уэльский и Уоллис Симпсон[874]. Это сделала Стефани фон Гогенлоэ, работая через светских хозяек, таких как Эмеральд Кунард.

Бесчисленные источники говорят о близости Уоллис к посольству Германии и, в частности, к Иоахиму фон Риббентропу, включая Филиппа Циглера, который имел эксклюзивный доступ к документам в Королевских архивах. «Министерство иностранных дел беспокоится о том, чтобы шифр (Министерства иностранных дел) не был скомпрометирован, – писал сэр Роберт Ванситтарт Стэнли Болдуину, – поскольку, как говорят, г-жа С. находится в кармане посла Германии»[875].

Датский посол сказал Ральфу Уигрэму в Министерстве иностранных дел, что миссис Симпсон пыталась вмешаться в политику. Она всячески старалась выделить немецкое посольство и сделать так, чтобы при дворе предпочитали все немецкое… Под влиянием этого окружения король иногда делал заявления, которые, как правило, показывали, что его симпатии были окрашены нацизмом и фашизмом[876].

Кеннет Роуз, гостивший у бывшего сотрудника МИ-5 Виктора Ротшильда в 1980-х годах, отметил в своем дневнике: «Некоторые разговоры о МИ-5. У них были основания думать, что Эдуард VIII был в слишком близких отношениях с Риббентропом»[877].

Другим нацистским информатором была портниха Уоллис Анна Волкофф, заключенная в тюрьму в 1940 году как часть шпионской сети, сосредоточенной вокруг американского дипломата Тайлера Кента. МИ-5 впервые узнала о Волкофф в 1935 году, «когда один из их агентов сообщил, что Волкофф использовала свое положение у миссис Уоллис Симпсон (будущей герцогини Виндзорской), чтобы предоставлять нацистам конфиденциальную информацию, полученную от принца Уэльского (будущего герцога Виндзорского). Лорд Ванситтарт проинформировал (тогдашнего) премьер-министра Стэнли Болдуина, но, похоже, никаких действий предпринято не было»[878].

После отречения немцы продолжали оказывать давление, и Виндзоры были счастливы подыграть им, кульминацией чего стало турне по Германии в октябре 1937 года и дружеские отношения с рядом сторонников нацизма. Совершенно очевидно, что летом 1940 года герцог, который не сообщал британским властям ни о каких своих контактах с различными испанскими эмиссарами, знал, что имеет дело с немцами, а не с испанцами – как иначе его горничная смогла бы поехать в Париж. Различные попытки задержать отъезд на Багамы были больше связаны с международной ситуацией, чем с его личными делами.

Затем следует убийственная телеграмма от 15 августа 1940 года, в которой он соглашается поддерживать связь с немцами, используя специальный код, если ситуация изменится. Это подтверждается множеством доказательств, в том числе дневниками сотрудника МИ-5 Гая Лидделла и перепиской Алана Ласеллса.

В донесении агента британской разведки в Лиссабоне во время войны говорилось, что немцы недавно обратились к Чарльзу Бедо, чтобы выяснить, будет ли Виндзор готов стать королем в случае победы Германии. Отчет содержал стенограмму предполагаемого разговора между миссис Бедо и Уоллис, в котором первая упоминала о такой дискуссии между Бедо и герцогом в 1937 году:

«Нас серьезно спросили о такой возможности, и мы, продолжая верить, что вы оба по-прежнему придерживаетесь одного и того же мнения, дали абсолютную уверенность в том, что это не только возможно, но и на это можно рассчитывать. Мы правы»?[879]

Ответ сэра Александра Кадогана, хотя и расплывчатый, показателен. «Этот абзац, безусловно, допускает самые черные толкования. Но было бы трудно добиться обвинительного приговора по этому делу»[880].

Дэвид Экклз, которому было приказано присматривать за герцогом в июле 1940 года, позже признал, что немцы «пытались заставить его согласиться сыграть на руку мирной конференции, на которой немцы увидели бы, что он получил трон»[881].

Дела стали настолько серьезными, что МИ-5 даже завела досье на эту пару, что было беспрецедентным событием для члена королевской семьи[882].

Все, от Черчилля и королевской семьи до разведывательных служб, считали герцога скорее предателем, чем дураком, отсюда и отчаянные попытки скрыть, отсрочить и свести к минимуму публикацию захваченных немецких сообщений.

И, конечно же, не все захваченные документы были обнародованы. Джон Уилер-Беннетт понимал, что целостность серии «Немецкие документы» зависит от публикации материалов Виндзора, но он откровенно написал: «Мы должным образом включили основную часть их содержания в серию D, том X (курсив автора)»[883]. Майкл Блох в «Операции Вилли» указывает, что 28 телеграмм, касающихся Виндзоров, так и не были опубликованы[884].

Дональд Кэмерон Уотт, впоследствии профессор международной истории Лондонского университета, был первым британским историком, посетившим Виндзорскую секцию, когда в Уэддесдон-холл прибыло около 400 тонн документов. «Там было все, за одним исключением. Не было никаких записей о встрече в Берхтесгадене»[885]. Возникает вопрос: почему бы и нет?

Кеннет Роуз записал в своем дневнике в 1979 году, после встречи с вдовой Энтони Идена и племянницей Черчилля: «Кларисса Эйвон сказала мне, что она всегда ненавидела Виндзоров и считала «грешным» со стороны Уинстона уничтожить доказательства очевидной готовности герцога стать немецкой марионеткой в 1940 году»[886].

Действительно, Черчилль, который так много сделал для поддержки короля во время кризиса с отречением, отказался в сентябре 1958 года отправиться в круиз на яхте Аристотеля Онассиса «Кристина», потому что были приглашены герцог и герцогиня Виндзорские, и «с 1940 года он никогда не испытывал того же к герцогу и думал, что с его стороны было бы неправильно слишком тесно общаться с ним»[887].

Герцог, возможно, заявил в 1966 году:

«Теперь я признаю, что, как и слишком многие другие благонамеренные люди, я позволил своему восхищению хорошей стороной немецкого характера затмить то, что с ним делали плохие. Я думал, что… ближайшей задачей… моего поколения… было предотвратить еще один конфликт между Германией и Западом, который мог бы разрушить нашу цивилизацию… Я думал, что остальные из нас могли бы сидеть сложа руки,