принадлежал женщине, которая училась в Джорджтаунском университете. Вторая жертва тоже, только в другое время. Я хотела довести до вас эту информацию как можно быстрее. И прямо сразу начну проверять другие имена из списка.

Эдриен сделала медленный глоток.

– В списке есть имя моей матери.

– Я с ней связалась, и она примет меры предосторожности. Могу вам сказать, что для нее опасности нет, куда более вероятно, что они – пусть будет для простоты «они» – сосредоточились на вас. Конечно, вполне возможно, что они намерены с ней разобраться когда-нибудь потом, но стихи все это время приходят к вам и только к вам. Этим людям (или одному из них) нестерпимо само ваше существование. Тот факт, что вы родились на свет, что-то у них отнимает, ухудшает их положение. Поэтому вы виновны в смерти их отца, в последующем самоубийстве их матери. Если принять эту теорию и перечитать все эти стишки, там явно просматривается обвинение и ресентимент.

– Да, – согласилась Эдриен. – Да.

– Еще? Вы в своей области добились успеха, наслаждаетесь собственной известностью. Вы не расплатились за оскорбление, которое нанесли им своим появлением на свет. Плюс к тому вы молодая и очень привлекательная женщина с хорошей финансовой обеспеченностью и прекрасным семейным наследием. А у них в наследии – распутство, насилие, самоубийство и публичное унижение.

– Причинение мне зла не исправит их наследия, но вашу теорию я понимаю. Что дальше? Вы это отдадите в ФБР, в полицию?

– Отдам, но мне бы хотелось сперва связаться с другими женщинами из списка. Со всеми, кого смогу найти. И хотелось бы поговорить с Никки Беннетт. Если мне удастся эту теорию обосновать, правоохранители куда охотнее вызовут ее на допрос и постараются найти ее брата. И, если удастся привязать их к этим убийствам, предъявят обвинение.

– Окей. Окей, – повторила Эдриен, решительно кивнув. – Потому что я думаю, что вы правы. Ваши слова имеют смысл – правда, жуть до чего неприятный. Вы за несколько недель нашли больше, чем все они за годы.

– Мне было бы приятно признать свои заслуги, но я вошла в это дело намного позже и со свежим взглядом. И у меня на столе не лежала стопка других дел – я сосредоточилась на этом, на нем одном. И с моментом мне повезло – Деннис Браун был готов расколоться. После его рассказа появились серьезные версии для работы.

– Не важно. – Эдриен повела бокалом в воздухе. – Я знаю только одно: впервые я слышу о причине всего этого и могу действительно поверить, что дело идет к концу. Но эти женщины, эти две женщины… – Она зажмурила глаза. – Их может быть больше.

– Да, может быть больше.

– Сколько их в списке?

Рейчел ответила не сразу, сперва допила вино.

– Тридцать четыре за четырнадцать лет до его смерти. Это то, что она задокументировала. У него их было в среднем в год больше двух.

– Тридцать четыре? Это больше похоже на секс-маньяка, чем на обычного кобеля. И это должно было ее грызть, его жену. Не могло не грызть, как бы она ни пыталась жить нормально. Дети чувствуют такие вещи, когда в доме неладно. Чувствуют.

– Согласна. Психопатами рождаются или становятся? Есть множество теорий. Я склонна думать, что и то, и другое. Сейчас я собираюсь домой, если вам от меня прямо сейчас ничего больше не нужно.

– Нет, конечно. Но вы мне дали много пищи для размышлений.

– В письменном отчете больше конкретных деталей. Если будут вопросы, обращайтесь. А пока что – поосторожней. Берегите себя.

– Постараюсь. Надеюсь, дорога домой будет у вас легче, – добавила Эдриен, когда они поднялись.

– Почти наверняка. Спасибо за вино – и за сыр.

– Погодите, я вам заверну с собой.

– Да нет, не на…

Но Эдриен уже метнулась в дом. И тут же выбежала, завернула сыр в прозрачную пленку, добавила крекеров, оливок в баночке с крышкой – она видела, как Рейчел их пощипывала, – и бутылочку Сан-Пеллегрино.

– Вам платит моя мать, но это от меня.

– Приму, спасибо. Буду на связи.

Эдриен смотрела, как она уезжает, потом опустила руку на голову Сэди:

– Меня мутит, Сэди. Выворачивает. Я ни секунды не думала о его детях за все эти годы… вот ни разу.

Ноги подкашивались, просто подкашивались, и она села на пол, обняла Сэди руками, ища утешения.

– И сама мысль, что они могли все это время обо мне думать, вот так извращенно думать, от нее у меня кошки на душе скребут.

Она посидела, обнимая собаку, пока не почувствовала, что успокаивается. И еще посидела, обдумывая все услышанное.

Отчет придется прочесть, от этого никуда не деться. А так как о еде даже думать было невыносимо, она сделала смузи и заставила себя его выпить.

А потом…

Когда Сэди насторожилась, у Эдриен свело под ложечкой, но, уже вставая, она узнала машину Райлана. И на душе сразу стало спокойнее.

Она даже сумела изобразить улыбку, когда он вышел из машины и Сэди с Джаспером устремились друг другу навстречу.

– Сбежал от детей?

– Ненадолго. Остаться не могу. Монро дает Брэдли урок игры на гитаре, Мария снизошла до игры с Фином. Но остаться не могу.

– Если ты приехал читать мне нотации о моем безрассудном поведении, мне понадобится еще стакан вина, а я уже полтора выпила.

– Нотаций не будет.

Он поднялся на веранду, от него пахло травой и весной.

– Траву косил?

– Ага, вспотел малость. – Он взял ее лицо в ладони, поцеловал. Бережно, подумала она, как мог бы целовать слегка приболевшую. – Тиша мне выложила всю правду.

– Все еще на меня злится.

Райлан покрутил рукой:

– Я так понял, что она на тебя разрядилась, и Гарри тоже. В общем, я сам это видео посмотрел. Когда-нибудь ты мне объяснишь, как ты делаешь этот переход из планки в прыжок, ничего важного себе не сломав. Ну, и, конечно, порыв был безрассудный, но… блестящий.

– Что??

– Ты ему хотела дать ногой по яйцам – и попала. Нигде не выйдя из роли. Небольшая призовая тренировка – если у тебя хватает сил и воли. Ты должна была его стукнуть и стукнула. Здесь я тебя поддерживаю.

– Здесь ты меня поддерживаешь. Хотел ли бы ты, чтобы я этого не делала?

Он запустил пятерню себе в волосы – тоже слегка вспотевшие.

– Чтобы ты не получила очередного стишка? Чтобы даже и первого никогда не получала? Еще как хотел бы. Но можно тереть лампу сколько хочешь, джинн все равно оттуда не выскочит. Имеем то, что имеем.

Она, глядя на него, начала