Впрочем, атомный взрыв Прохор отмёл как невероятное событие: в этом случае он разворотил бы и саму плотину, а она стояла практически неповреждённая.

Сзади послышались далёкие голоса.

Прохор-92727 оглянулся.

По срезу плотины бежали люди в серых балахонах. Они что-то кричали, но их крики относил ветер.

Послышался ещё один звук – словно кто-то бежал вдоль деревянного забора и проводил по нему палкой.

Люди попадали на бетонную дорожку.

Плотина начала вздрагивать и вибрировать.

Раздался приближающийся гул.

Прохор-92727 поднял голову и увидел падающий из туч на плотину вертолёт необычной – «звериной» формы. На борту высверкнула странная эмблема: двуглавый медведь в белом круге.

Из-под коротких крылышек вертолёта сорвались дымно-огненные струйки, понеслись к Прохору.

Он сорвал с плеча чёрный тубус, упал, перевернулся на спину, навёл тубус на вертолёт.

Ширкнула струя пламени, понеслась к вертолёту.

Винтокрылая машина попыталась увернуться от струи, неудачно подставила борт, и струя врезалась прямо в медвежью эмблему.

Раздался взрыв!

Плотина под Прохором заходила ходуном… и превратилась в гигантский мост через широкое ущелье! При этом изменилась и форма скал по обе стороны реки, и ложе самой реки: вместо бомбовых воронок на нём появились искрящиеся белые пятна соли. Не изменился лишь гигантский провал справа, уходящий в глубь земли и к горизонту. Он был заполнен не водой, а текучей тьмой, и смотреть на него почему-то было страшно.

Горящие обломки вертолёта посыпались в ущелье, превращаясь в стаю огненных, быстро чернеющих птиц.

Горизонт передёрнулся серией пульсаций, что, однако, никак не испугало местного Прохора; метаморфозы природы здесь были в порядке вещей.

Прохор-гость попытался найти в памяти «родича» упоминание о встрече с одиннадцатым Прохором, не нашёл и понял, что делать здесь нечего. В числомире-92727 шла непонятная война, и, хотя этот мир узла Капрекара казался достаточно устойчивым, жить в нём человеку «более твёрдых материальных устоев» не хотелось.

Прохор с облегчением нырнул в поток «движения без движения», понёсший его назад, к высотам-началам числоформной «матрёшечной» Вселенной. В своё тело он ворвался, как снаряд, готовый взорваться, однако не взорвался, а только пережил умеренной силы сотрясение. Открыл глаза, пытаясь сквозь плёнку слёз разглядеть, где он очутился.

Ласковые пальчики легли на щёки, пробежали по лбу.

– Всё хорошо, Проша, не дёргайся, – послышался нежный голос Устиньи.

Зрение восстановилось.

Машина ехала по какой-то улице крупного города в потоке других машин. Водитель в зеркальце заднего вида поглядывал на очнувшегося пассажира с любопытством и сомнением.

Саблин, сидевший впереди, оглянулся:

– Вовремя очнулся. Мы уже в Москве, подъезжаем к университету. Далеко был?

– Далеко, – хрипло ответил Прохор, благодарно кивая Усте, которая протянула ему захваченный ещё из Суздаля термос с горячим чаем. – В Безднах.

– И как там?

– Воюют…

Устинья округлила глаза, несколько секунд не сводила с него испуганного взгляда, и он успокаивающе прижал девушку к себе.

Фургон поставили в двух кварталах от МГПУ, так как припарковаться у самого педуниверситета, в Сельскохозяйственном проезде, оказалось невозможно. Попили кофе (Саблин гордо заказал зелёный чай) в «Шоколаднице» недалеко от ВДНХ.

Отдохнувший и повеселевший Прохор забыл о недавнем путешествии «в войну» и с интересом ждал встречи с Дмитрием Дмитриевичем Бурлюком, ректором университета, который мог абсолютно не иметь отношения к таинственному ДД, которого искал Прохор-11.

Саблин, добровольно взявший на себя обязанности координатора встречи, несколько раз звонил кому-то по мобильному и наконец возвестил:

– Всё в порядке, нас ждут в двенадцать часов.

Охрана центрального административно-учебного корпуса МГПУ пропустила троих посетителей только после подтверждения, что их ждут в приёмной. Потребовала удостоверения личности. Внимательно сравнила фотографии в паспортах с лицами гостей.

Прохор пошутил:

– Мы не террористы.

– Сейчас и террористы выглядят как невинные овцы, – с иронией ответили ему.

Поднялись по широкой мраморной лестнице из холла на второй этаж, зашли в приёмную. Старушка с седыми буклями на голове, сидевшая за невысоким барьерчиком слева, оторвала взгляд от объёмного экрана компьютера. Впрочем, старушкой секретарша выглядела лишь издали, от двери, на самом деле это была дама лет сорока, лицо которой говорило об упорной борьбе владелицы с возрастом. Волосы у неё только казались седыми, так они были выбелены и взбиты в «ананас» по современной моде. Пахло от неё духами и табаком.

– Вы к кому? – спросила она профессиональным секретарским голосом, небрежно оглядев всех троих.

– Мы звонили снизу, – выступил вперёд Саблин. – Я инспектор департамента научных исследований СЗАО Саблин. – Он показал секретарше красную книжечку, не выпуская её из руки. – Дмитрий Дмитриевич назначил нам встречу на двенадцать.

– Ах да, правильно, – вспомнила секретарша, – только Дмитрий Дмитриевич ещё не вернулся с учёного совета, будет с минуты на минуту. Подождёте?

– Разумеется, подождём.

– Присаживайтесь.

Устинья села на один из стульев у стены.

Прохор и Данияр остались стоять.

Несколько раз в приёмную заглядывали какие-то молодые люди, но, увидев мужчин, исчезали.

Наконец, в первом часу появился ректор в сопровождении юной особы лет двадцати. Она что-то тараторила, держа в руке «карандаш» диктофона.

Секретарша встала:

– Дмитрий Дмитриевич, это к вам.

– Я занят, – бросил ректор, не глядя на посетителей.

Он был небольшого роста, но кряжистый, плотный, с большой головой, покрытой ёжиком коротких седоватых волос. Лицо у ректора МГПУ было бугристое, твёрдое, гладко выбритое, маленькие глазки прятались под мощными надбровными дугами, хотя сами брови почти отсутствовали.

«У него лицо обыкновенного учителя, получившего власть над огромным образовательным учреждением и обеспокоенного своей ответственностью, – подумал Прохор. – Попробуй сунься к такому – отошьёт».

– Они записаны на приём, – напомнила секретарша в спину шефу, пропускавшему в свой кабинет девушку с диктофоном. – Инспектор… э-э, из департамента…

Дмитрий Дмитриевич неохотно оглянулся, бросил взгляд на вставшую Устинью, на Саблина, на Прохора… и вдруг его лицо изменилось, словно он увидел явление Христа народу, стало собранным и жёстким, глаза вспыхнули на мгновение.