Пора заканчивать. Тетушка Клеменс прислала сказать, что ландо уже подано, а кучер не любит держать лошадей без движения. Мы отправляемся в церковь — на специальную службу в память о тех, кто пал в битве с турками. Я надену подходящее к случаю платье темно-лилового цвета, чтобы не выглядеть чересчур легкомысленно, и помолюсь как за упокоение павших, так и о твоем благополучии в чужой стороне. После службы нас ждет приватный ужин, устраиваемый старинной подругой тетушки, которая собирает два-три десятка своих добрых знакомых послушать арфу и по-семейному отдохнуть.

Ты не в силах представить всей глубины моих чувств к тебе, дорогой мой Жан Марк. Поскорей возвращайся домой и получи свой приз. Это моя вечная преданность.

С неизменной любовью,

Онорин Магазэн.

9 марта 1828 года, Париж».

— Это отцовский подарок, — ответила Рида Омат, прихорашиваясь. — Прелестная вещица, правда?

Мадлен протянула руку и дотронулась до маленькой птички, висевшей на шее у Риды. Сквозь колечко на ее спинке была продета золотая цепочка.

— Да, — задумчиво кивнула она. — Очень изящное украшение. Ваш отец, похоже, благоволит к вам.

Рида счастливо улыбнулась.

— Да, это так. Женам отец таких подарков не делает. У каждой есть свои украшения, но они не идут ни в какое сравнение с этим. — Она опустила голову, любуясь ибисом. — Мой отец большой человек.

— Многие так считают, — сказала Мадлен, понимая, что девушка услышит в ее словах одно лишь согласие, и перевела взгляд на небольшую коллекцию вееров, разложенную на столе специально для египтянки. — Жалко прятать такой знак внимания за раскрашенными куриными перьями. — Говоря это, она взяла в руки самый затейливый из вееров. — Взгляните сюда.

— Какой красивый! — воскликнула Рида, рассматривая миниатюрную сценку, изображенную на развороте. — В нем есть что-то персидское.

— Да, — согласилась Мадлен.

— Очень красивый, — повторила Рида, но потянулась к другому вееру, с шелковыми полями. — Обязательно попрошу отца купить мне такой же. — Она улыбнулась, изображая восторженность. — Неужели всем молодым европейкам положено их носить?

— Не всем конечно, — сказала Мадлен. — Только тем, что дебютируют в обществе. Слоновья кость очень хрупкая, поэтому не обмахивайтесь чересчур энергично, иначе веер сломается.

— Зачем он вообще тогда нужен, если им не обмахиваться? — Рида перевернула веер, внимательно изучая рисунок. — И все же… он симпатичный.

Мадлен внутренне усмехнулась.

— Перейдем к антиквариату. Вот этот веер принадлежал… одной их моих прабабок. — Она взяла со стола материнский веер и развернула его. — Пользоваться им молодой женщине уже не пристало, но он хорош как подарок хозяйке дома, особенно если та в летах и способна по достоинству его оценить.

— Разве девушкам подобает делать кому-то подарки? — спросила Рида, удивленно изогнув брови.

— Если хозяйке дома, то безусловно, — кивнула Мадлен. — Хорошим подарком явится и красивый шарф, только не кружевной. А вам я бы предложила захватить с собой для таких случаев кое-что из драгоценностей, не самых, конечно, изысканных и дорогих. Дарить такое у нас не очень-то принято, однако вы египтянка, поэтому на вашей стороне преимущество… — Она заметила, что Рида слегка изменилась в лице. — Что с вами, милая?

— Вы в самом деле думаете, что кто-либо из европеек согласится принять меня в своем доме? — В голосе девушки звучала такая печаль, что Мадлен не сразу нашлась с ответом.

— Возможно, кто-то и не согласится. Хотя бы потому, что не будет знать, как вас принять.

— И куда я денусь в Европе со своими подарками и с этим веером? — Рида пожала плечами. — А в Египте куда я пойду? Я не противлюсь отцовским желаниям, но и не знаю, что теперь со мной будет. Ни один египтянин на меня не посмотрит, да и какому европейцу захочется… — Она прижала руку к губам. — Простите. Я дала волю чувствам. Это просто ужасно. — Взгляд ее упал на живописно разбросанные по столу веера. — Я должна знать о них что-то еще?

— Мы уже все обсудили, — сказала Мадлен, поражаясь внезапной перемене в настроении девушки. — Вы знаете, как ими пользоваться, ну а искусству флирта не мне вас учить.

Рида побагровела.

— Почему вы так говорите? — возмущенно вскричала она.

Мадлен поразилась еще раз.

— Я так говорю, — пояснила она, стараясь держаться как можно спокойнее, — потому что вы очень хорошенькая молодая особа и уже бывали в обществе, хотя и не часто. А что тут еще, по-вашему, можно иметь в виду?

— Ничего, — вздохнула Рида, сцепив руки в замок. — Я, наверное, просто устала. Перенимать европейский стиль поведения так сложно. Да и зачем? Разве могу я надеяться выйти замуж за европейца? В Европе живут одни христиане, им нельзя иметь больше одной жены. Как это глупо! — Она резко отошла от стола, потом повернулась к Мадлен: — Как вы терпите этот обычай, и, главное, как это ваши мужчины смиряются с ним?

— У них есть любовницы, — сухо ответила Мадлен. — Тайные связи, конечно, подлежат осуждению, но большинство мужчин, если им по карману, содержат любовниц. И на это смотрят сквозь пальцы. — Она внимательно посмотрела в лицо девушки, стараясь понять, что творится в ее голове. — В некоторых кругах такое положение вещей считается почти узаконенным, и если у мужчины нет тайной подружки, на него начинают коситься.

— Мужчине нужно иметь много жен, чтобы те дарили ему сыновей, — сказала Рида. — Тот, кто думает по-другому, — глупец.

— В Европе признаются наследниками лишь сыновья, рожденные в браке. — Мадлен показала на поднос с угощением. — Хотите еще чего-нибудь, мадемуазель?

— Пожалуй нет, — ответила Рида. — Значит, одна жена и одна любовница, да?

— Да, с точки зрения общепринятых норм, — с легкой улыбкой заметила Мадлен. — Причем, пока отношения длятся, неписаный кодекс диктует мужчине содержать свою пассию. Она, в свою очередь, должна все это время сохранять ему верность. А вот детей, рожденных вне брака, принято обеспечивать до их совершеннолетия, хотя не все мужчины помнят о том. Содержанки могут меняться, но если единовременно их больше одной, это вредит репутации европейца: его записывают в гуляки. — Она прошлась по комнате и снова вернулась к столу. — Есть еще проститутки, но это другая стать. Респектабельный европейский мужчина обычно становится завсегдатаем какого-нибудь борделя. При этом он может либо спать там со всеми подряд, либо завести себе постоянную шлюху, но та уже любовницей не считается, ибо ей платят за каждое посещение. Разумеется, тут нет и речи ни о постоянной материальной поддержке, ни о признании возможных детей. Хотя, конечно, бордельные шлюхи почти не рожают. Держатели таких заведений им этого не позволяют. Есть еще уличные девки, самые вульгарные из продажных женщин, однако знатные господа не часто прибегают к их услугам — это считается неразумным.