— Я же вам сказал, что нет у меня привычки бросаться в атаку. Нападайте — я буду защищаться. В свое время вы собирались нанизать меня на вертел как пташку.

— Ах, так вы не хотите нападать? — закричал разгневанный маркиз.

— Нет!.. — ответствовал дон Баррехо.

Шпага маркиза раза три-четыре сверкнула в воздухе, словно ее хозяин искал место, куда он может беспрепятственно вонзить клинок.

Дон Баррехо, закрывшись, ждал.

Мендоса и Де Гюсак приблизились, чтобы ничего не упустить из этого страшного поединка, который должен был закончиться смертью одного из противников. Но увидев, что гасконец абсолютно спокоен и владеет ситуацией, они начали верить в его победу.

Маркиз же, кончив размахивать шпагой, очертя голову бросился в решительную атаку, отважно раскрывшись перед угрожавшей ему драгинассой. Несколько секунд проходил двусторонний обмен ловкими ударами и защитами, потом маркиз, которому так и не удалось пробить защиту гасконца, отскочил назад и произнес слегка озлобленным голосом:

— А вы действительно очень сильны.

— Таковы все гасконцы, — ответил дон Баррехо.

— О, рано еще петь гимн победы. У меня в запасе немало ударов, которые вас измотают.

— Изволите обманываться, сеньор маркиз. У гасконцев тоже есть свои секретные штучки, хотя я до сих пор ни одной из них не применял.

— Чего же вы ждете?

— Удобного момента.

— Посмотрим, дам ли я вам возможность выбирать.

Во второй раз маркиз пошел в атаку, на этот раз — с таким пылом, что ему мог бы позавидовать юноша, и снова попытался прорваться своей шпагой через заслон драгинассы. Но это были бесполезные усилия: сталь маркиза все время натыкалась на оружие противника, которое держала и в самом деле могучая рука.

— Вперед, гасконские выпады, — раздраженно закричал он. — Посмотрим, чего они стоят!..

Он атаковал с непроходящей яростью, решившись, насколько казалось со стороны, погибнуть самому или убить противника.

Клинки опять скрестились, сверкнув в лунных лучах, а потом гасконец, который до этого момента ограничивался только отражением ударов, чтобы лучше проникнуть в тактику противника, пошел, в свою очередь, в атаку и, внезапно остановившись, нанес маркизу укол из примы, достав его кончиком клинка.

Монтелимар подался назад, прижав руку к груди.

— Сеньор маркиз, — сказал дон Баррехо, — вы ранены, как мне кажется.

— Ба!.. Простая царапина, за которую вы мне дорого заплатите.

— Хотите передохнуть?

— Человек из рода Монтелимар не может принять подобного великодушия с вашей стороны.

— Сеньор!.. У меня тоже есть родовой герб.

— Который вы замарали грязью, спутавшись с флибустьерами. Если таковы дворянчики из Гаскони, примите мои комплименты.

Дон Баррехо сильно побледнел; его глаза встретились с глазами маркиза.

Мендоса и Де Гюсак не произнесли ни слова, ожидая со страхом решающей стычки. Индеец, как обычно, был невозмутим.

На этот раз гасконец, вопреки своей привычке, яростно атаковал маркиза, нанеся три или четыре укола, один за другим, и вынудил противника отступить.

— Пора кончать!.. — дико закричал дон Баррехо.

Не в силах справиться с бешенством этих атак, маркиз продолжал отступать, хотя всего в нескольких шагах позади него шумела река. Казалось, он не осознает, что за плечами у него появился другой противник.

Дон Баррехо продолжал наседать. Время от времени от двух сшибающихся с огромной силой клинков летели искры. Гасконец был знаменитым фехтовальщиком, но и маркиз мог нагнать страху клинком. Он отступал, но успевал парировать с молниеносной быстротой выпады своего соперника.

И вдруг он исступленно закричал. Его левая нога оказалась в воде. В каком-то яростном усилии маркиз попытался вернуться на оставленное место, когда страшной силы укол пронзил ему сердце.

Гасконец сделал свое дело.

Маркиз пару секунд стоял неподвижно с вытаращенными глазами и побагровевшим лицом, а потом исчез под водой.

— Убит!.. — закричали Мендоса и Де Гюсак, подбегая к своему товарищу.

— Мы больше никогда не увидим этого Монтелимара, — взволнованно ответил дон Баррехо.

Трупом овладело течение. Оно его перевернуло раза два-три, потом водоворот поглотил несчастного кабальеро. И в этот самый момент луна пригасила свой блеск, словно она надела траур по страшному старику.

Трое авантюристов долго оставались на берегу реки, надеясь, что труп вынесет на поверхность и выбросит на песчаный берег, где его можно будет похоронить и тем самым спасти от обжор-кайманов, весьма многочисленных на Маддалене.

— Дьявол исчез, — сказал Де Гюсак.

Ни дон Баррехо, ни Мендоса не ответили. Эти двое сильных мужчин, не знавших страха в огне десятков сражений, казались подавленными.

Тем временем индеец столкнул в воду лодку маркиза и сказал авантюристам:

— Белые люди, поехали. Я слышу шум водопадов. Завтра утром, а может быть, и раньше, мы до них доберемся.

Трое авантюристов, не сказав ни слова, заняли свои места в каноэ. Индеец взял весла и уверенно правил лодкой; ведь почти все краснокожие заслуженно слывут непревзойденными гребцами.

Лодка не прошла и двухсот метров, следуя фарватеру все еще вздувшейся реки, как находящиеся в ней люди заметили над ее вновь ставшей светлой поверхностью стаю черных птиц.

— Урубу, — сказал Де Гюсак. — Они унюхали запах тела маркиза.

И почти в тот же момент, в нескольких шагах от них, водоворот вынес на поверхность труп кабальеро, быстро крутившегося в водяной воронке.

— Ну, не демоном ли был этот человек!.. — крикнул дон Баррехо, вытаскивая драгинассу из ножен. — Надо отрубить ему голову!..

Труп снова исчез, а урубу, обманувшиеся в своих надеждах, с шумом поднялись в чистейший воздух.

На следующий день, еще до восхода солнца, лодка остановилась у берега, на котором горели многочисленные костры. Водопады Маддалены были всего в нескольких сотнях шагов; столбы воды, на которые и смотреть-то было страшно, низвергались с таким шумом, что он мог испугать даже очень смелого человека.

Там, на берегу, собрались флибустьеры, среди которых были Буттафуоко, Равено де Люсан и графиня ди Вентимилья; все были заняты сооружением из веток и тростника больших корзин.

Напрасно флибустьеры пытались обойти водопады берегом. Страшные скалы и бездонные пропасти остановили их буквально в нескольких шагах от Дарьена.

Можно представить, что трех храбрецов, отсутствовавших так долго, ждал очень горячий прием. И самой большой наградой для них было пожатие руки графини.