Ну, да. Платим золотом и серебром, за все виды услуг, которых нужно очень много, но, как выяснилось, граждане предпочитают закапывать полученное бабло в землю или прятать в тайники, а не тратить.

Тридцать семь тысяч жителей, блядь, и все, как один, запасливые бурундуки!

Даже я, с экономикой связанный практически никак, понимаю, что бабло должно перетекать из казны в карман, из кармана в другой карман, а из другого кармана в казну, чтобы снова перетечь в карман и так далее. Так живёт экономика, так развивается капитализм, который я хочу тут построить.

Феодальные отношения с местной спецификой меня категорически не устраивают, как и аграрный характер всех, без исключения, стран этого мира, поэтому я пытаюсь создать предпосылки для перехода в капитализм. Желательно, чтобы он не получился диким, как оно было в истории Земли, а имел человеческое лицо. Интенсивный рост промышленных мощностей я обеспечу, частную собственность на средства производства создам, превращение рабочей силы в товар осуществлю — все предпосылки для буржуазной революции находятся под моим прямым управлением. И вроде бы всё нормально, но вот тебе первая кочка, мать твою…

Несмотря на агрессивную пропаганду, отлично работающую на неискушённой аудитории, ходит устойчивый слушок, якобы это всё постанова, лич — злой хуй, замысливший поработить и истребить честных фиванцев, а также, до кучи, род людской, поэтому верить ему не надо.

Пусть болтают, суки, ведь передо мной статистика: в живую ауксилию записалось уже шесть с половиной тысяч взрослых и юных мужиков, желающих вкусно жрать и много зарабатывать. Им по боку слухи, поэтому они пришли в вербовочный пункт и отправились в тренировочный лагерь, где проходят первичную подготовку. Желудок решает, как ни крути, поэтому всегда ведёт туда, где платят больше.

— И что же делать? — спросил я.

— Похоже, что придётся форсировать проект «Полимер», — ответил Пётр Игоревич.

— Но ещё, как всегда, нихрена не готово, — вздохнул я.

— Нихрена не готово, — подтвердил министр экономики. — Но дефицит бюджета начнёт явственно сказываться уже в следующем месяце, что будет иметь неприятные последствия.

— Давай-ка какое-нибудь быстрое, но временное решение, — щёлкнул я пальцами. — Может, японские иены?

— Я изначально предлагал начать чеканить собственную монету, как это делают и… — заговорил главбух.

— Исключено, — прервал я его. — Будет та же проблема, что и с остальными местными монетами — кто-то захочет закопать их поглубже, на чёрный день. Бабло должно стоить чего-то не само по себе, а на основе доверия к государству.

— Да, это увеличит гибкость банковской системы, — согласился Пётр Игоревич. — Но банк…

— Что там с банком? — спросил я.

— Я начну работу над учреждением банка сразу же после того, как станет определена судьба наших денег, — ответил на это главбух. — Вы начинаете неправильно, никто не делает экономические реформы так быстро. Это уже вызывает недопонимание среди совета купцов…

Совет купцов — это новый консультативный орган, учреждённый мною с целью выработки настоящих бизнесменов. Чисто технически, купцы — это барыги, то есть перекупщики и спекулянты, которые не заслуживают столь значимого места в экономике истинного капитализма, какое имеют сейчас.

Спекуляция — это неотъемлемая часть рыночной экономики, её базис, без которого её тупо не будет, но истинный капитализм — это когда бизнесмен, используя сырьё и рабочих, производит продукт и выгодно его продаёт, в том числе и спекулятивными методами.

А купцы — это чистые барыги, зарабатывающие на разнице цен на товар в различных регионах и даже странах. Купил в Фивах за тысячу, продал в Орлеане за три тысячи, и вот на эти два процента потом живёт… Здесь нет никакого места для интенсификации производства, острой конкуренции, вынуждающей совершенствовать средства производства и расширять его, поэтому купцы должны исчезнуть как класс. Поэтому и создан совет купцов, целью которого и стоит помочь купцам перейти в класс промышленников.

— Они и не должны ничего понимать, они должны чувствовать, — усмехнулся я. — Настоящие бабки будут только у тех, кто сам производит товар. Многие согласились на мои условия?

— Единицы, — покачал головой министр. — Остальные хотят посмотреть, что у них получится.

Моя прогрессивная методика по созданию промышленников состоит в учреждении товариществ с ограниченной ответственностью, оснащение этих ТОО отечественной техникой, позволяющей производить продукт, снабжение этой техники компетентными немёртвыми работниками, а затем в запускании этих ТОО в свободное плавание. Под «отечественной техникой» я понимаю созданные в этом мире примитивные станки, пригодные для ремонта и модернизации силами местных мастеров. Весь японский хай-тек остаётся в Душанбе и постепенно выходит из участия в экономике, потому что с наличием такой техники, ни о каком развитии индустрий не может идти и речи. Пусть сами изобретают и рожают себе лучшее будущее, а я буду смотреть.

Все эти местные кустарные мастерские, цеха, артели и прочие атавизмы, обречены на погибель, а бывшие мастера, подмастерья и рядовые работники пойдут либо на заводы к новым бизнесменам, либо в живую ауксилию, либо в фермеры.

Массовое производство всегда уничтожает кустарей, если, конечно, речь не идёт о чём-то мегаредком или эксклюзивном. Впрочем, разница в объёмах капиталов нередко нивелирует это преимущество эксклюзивных кустарей, потому что кустарные производства всегда стоят дешевле фабрик.

— Пусть смотрят, — произнёс я задумчиво. — А я тоже посмотрю.

— Всё же, считаю, что необходимо начать чеканку монет, но не медных, серебряных и золотых, — заговорил Пётр Игоревич, — а стальных. Они не будут стоить нам почти ничего, стального лома поступает к нам очень много, зато местные такие монеты будут очень ценить.

Слышал я, что были попытки сделать железные монеты, которые стоили бы дороже золотых, даже знаю, что такие расчётные единицы существуют у местных персов и византийцев, но железо ржавеет и для обращения среди сотен тысяч рук лучше подходят серебро и золото, поэтому идея не стрельнула. Но мы-то не такие как все, мы-то совсем другие! Нам-то достаточно начать чеканку монет из легированной стали и это будет очень твёрдая валюта, не меняющая своих свойств в течение многих лет.

— Это отличная идея! — воскликнул я. — Даже удивительно, что я сам не догадался. Значит, легированная сталь, покрытая толстым слоем прозрачного пластика. Это защитит монеты от окружающей среды и от порчи злоумышленниками.

— Примерно это я и хотел предложить, — кивнул Пётр Игоревич. — Но есть риск, что эти монеты станут составной частью классических валют и их тоже начнут закапывать.

— Давай так, — упёр я руки в стол. — Выпускаем стальных монет в эквиваленте на сто восемьдесят тысяч солидов, причём желательно мелким номиналом, примерно в полсиликвы каждая, закидываем их на рынок, что даст нам дополнительное время, в течение которого мы решаем проблемы с «Полимером».

Я хочу запустить пластиковые деньги, чтобы не хрустящие зелёные бумажки захватили этот мир. Моя идея заключается в создании золотого резерва, который будет покоиться в грандиозном подземном хранилище, куда будут водиться регулярные экскурсии туристов и школьников, а каждая зелёная бумажка будет обеспечена золотом по номиналу. Бреттон-Вудская система и всё такое, если коротко. Бумажки будут печататься в Душанбе, для чего мои сталкеры на Земле ищут печатающие бабло станки, но всё никак не находят.

Если печатные станки найдены не будут, придётся применить редко встречающиеся ультрафиолетовые принтеры и чуть чаще встречающуюся полимерную бумагу. Пластиковые деньги, если не мять их и не истирать, обладают потрясающей долговечностью, уступая золоту лишь в перспективе пятисот лет — пластик разлагается столько только в условиях суровой окружающей среды, а если его беречь, то продержится даже дольше.

Нахерачим так зелёных бумажек с моим портретом, строго по количеству золота в хранилищах, а потом распространим их в народе, одновременно запустив производство портмоне и одежды с карманами.

— Соблазн запустить железные деньги будет очень велик, — покачал головой Пётр Игоревич. — Вы выпустите джинна из бутылки.

— Я себя контролирую, а без моей воли такой фигни не случится, — уверенно заявил я. — Я же тебе не наркот безвольный, а целый лич! Один раз, а больше ни-ни!

— Как скажете, — кивнул министр моей экономики.

— Всё, приём окончен, — встал я из-за стола. — Леви, дай мне два десятка бойцов, пойду в народ!

/27 мая 2028 года, фема Никомедия, г. Фивы/

—… а я ему