Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кто же тогда будет товар производить, без мастеровых-то? — озадачился Георгий.
— Так купчишки же, со своими фабриками! — постучал кулаком себе по голове Лука. — Только больше, дешевше и быстрее. Обувников уже начали теснить — за домом Николая поставили фабрику, где делают обувь пусть чуть хуже, чем у цеховиков, но зато очень много и на рынке можно купить дешевле. Смотри.
Лука сдвинулся на лавке и вытянул правую ногу. На ней обнаружился кожаный сапог.
— Бронзовые гвозди, — с гордостью изрёк Лука, показав подошву. — Две силиквы всего, представляешь? Да я в таких полжизни прохожу!
— А в сапогах от мастера Феодосия мог бы всю жизнь проходить, — усмехнулся Георгий. — Не знаю… Если ценой потеснят обувных цеховиков…
— Ты сам денег не пожалей, купи сапоги — я вот хожу и нарадоваться не могу, — начал его агитировать Лука. — А у Феодосия бы отдал шесть силикв, пусть и за хорошую обувь. Тут и думать нечего!
— Так ты к чему этот разговор-то завёл? — приложившись к стакану, поинтересовался Георгий.
— Я толкую к тому, что не будет скоро мастеровых, по миру все пойдут, — ответил Лука. — Надо другое что-то искать.
— А ты сам что? — задал Георгий вопрос.
Лука огляделся по сторонам, а затем уставился на него испытующим взглядом.
— В живую ауксилию пойду, — тихо сообщил он. — Корабелам тоже конец, как я понимаю. Дерево тоже будут обрабатывать быстро, я сам слышал, что в Душанбе делают лучшие доски — много, быстро, дёшево.
— Ты уверен? — недоуменно спросил его Георгий. — Я думал к тебе податься…
— Я уже почти решился — завтра-послезавтра подойду к мастеру Никодиму, скажу, что всё, надо уходить, — ответил Лука. — Говорят, что в живой ауксилии хорошо учат, в бой, как ополченцев, не бросают, дают хорошую науку, чтобы не сдох, как собака. Ну и платят хорошо — пять силикв в день! Да я так смогу хоть каждый день в новых сапогах ходить!
— А ежели война? — спросил Георгий.
— Ты сам каждый день на войне был, считай, — вздохнул Лука и залпом выпил содержимое стакана. — Живой же. А там лекари могучие, даже, говорят, глаза кому-то вылечили — убить-то могут всегда, это война, но если ранят, то спасут, а не бросят, как моего братца…
Георгий слышал эту историю. Виктора, брата Луки, ранило стрелою в ногу, во время вторжения людоедов. Войска стратига отступали, поэтому его бросили, даже не добили. Так как Виктор до сих пор не вернулся домой, то выходит, что он закончил в людоедском котле.
— Так-то, да, — изрёк почувствовавший крепкое опьянение Георгий. — Но ты уверен, что тебе точно надо идти к личу в рать?
— Вот не уверен, — ответил на это Лука. — Но где ещё работать-то? На фабриках немёртвые, а из живых не берут кого попало, в землепашестве я ничего не смыслю и желающих хоть отбавляй, одно остаётся. Ну и платят хорошо…
Слова собутыльника заставили Георгия задуматься. Но получалось у него откровенно плохо, потому что хмель путал мысли и склонял их к тому, что ему срочно надо в портовой бордель.
Лич уже ушёл, поэтому празднество набрало высокий оборот, ведь больше не нужно было никого опасаться. Все пили, будто сегодня последний день, а Борис с довольно улыбкой считал деньги, оставленные личем.
/28 мая 2028 года, фема Никомедия, г. Фивы/
— Нелюбимая-а-а ждёт меня у-у-у окна!!! — кричал я, нетвёрдо, но триумфально шествуя по мощёной улице. — Вечера-а-ами тёмными! Как всегда! У окна! Ждёт меня-а-а-а… Ждёт меня-а-а-а…
— Повелитель, может, лучше во дворец? — предложил один из немёртвых воинов.
— ВЕЧЕРАМИ ТЁМНЫМИ!!! — прокричал я ему в лицо. — КАК ВСЕГДА!!! У ОКНА!!! ЖДЁТ МЕНЯ!!!
Продолжаю свой путь, из окон домов высовываются удивлённые лица горожан, но быстро исчезают во тьме. Страшно им, блядь…
— Кхм-кхм… Эм… — попытался я вспомнить куплеты. — А, хуй с ним… НЕЛЮБИМАЯ!!! ЖДЁТ МЕНЯ!!! У ОКНА!!!
— Повелитель, люди спят же… — попытался вразумить меня немёртвый воин.
— Это свободная страна! — выкрикнул я. — И это Мурат Насыров, ёб твою мать! Легенда, нахуй! Я — ЭТО ТЫ, А ТЫ — ЭТО Я, И НИКОГО НЕ НАДО НАМ!!! ВСЁ, ЧТО СЕЙЧАС ЕСТЬ У МЕНЯ, Я ЛИШЬ ТЕБЕ ОДНОЙ ОТДАМ!!!
— Приносим свои извинения, — сказал кому-то немёртвый воин. — Мы скоро пройдём.
— Где здесь найти ещё больше бухлишка⁈ — обернулся я. — Эй ты, как тебя там! Спроси у этого дядечки, где здесь можно прибухнуть!
Воин не смел ослушаться приказа, поэтому подошёл к двери и постучал. Короткий разговор, извинения, после чего воин указал нам вперёд по улице.
— О-о-о, «Царская харчевня»! — увидел я вывеску. — Как, блядь, не по-революционному звучит! Приказываю переименовать в «Республиканскую харчевню»! Нет! Отставить! Приказываю переименовать в «Демократическую харчевню»! Ты.
Я ткнул пальцем в латный доспех командира отряда.
— Ты ответственный за переименование и новый дизайн вывески, — приказал я. — Демократическая харчевня, вашу мать! Патамушто димократия, ёб вашу мать! Ха-ха!
Врываюсь в здание, где разносчицы уже вытирают столы и убирают мебель. Резные стулья, блядь, лампы на каждом столе, на стенах земные картины — лухури!
— Водку, — потребовал я, усевшись за барную стойку. — Отставить! Виски! Сразу три бутылки! Вот деньги.
Вжимаю в стол кошель с золотыми монетами.
— И пожрать чего-нибудь, из того, что осталось, — расширил я своё требование.
Персонал в ахуе, но меня все узнали, поэтому лишних вопросов не возникло.
— Ну, здоровья усопшим! — сказал я короткий тост и опрокинул в себя стопку вискаря.
Виски — это одна из немногих вещей, которой пошёл на пользу состоявшийся Апокалипсис. Бутылки лежали себе спокойно в подвалах и погребах, набирались кондиции, а потом появились мы. А вот пиво постепенно превратилось в говно. Кислое, как неспелые ранетки, горчит ещё, но местным очень нравится, хрен его знает, почему.
Хотя, если всю жизнь пить говённый крафт, даже просроченное пастеризованное пиво покажется за божественный нектар. Не все марки пива пережили конец света, что-то окончательно скисло, но есть особое пиво, которое стареет хорошо, хоть и теряет при этом часть свойств.
— Между первой и второй… — изрёк я и выпил вторую стопку.
Моя охрана стояла ровной коробочкой у входа. Я бы их с радостью угостил, но опьянеть они не могут, потому что два отдельных кровеносных цикла и из желудка ничего никуда не попадает. К тому же, нигредо без остатка впитывает спирт и неплохо так стабилизируется, так что даже при едином цикле толку было бы не особо много…
— Мальчик хочет в Тамбов, ты знаешь чики-чики-чики-та!!! — заорал я после третьей стопки. — Но не летят туда сегодня самолёты и не едут даже поезда!!! Но не летят туда сегодня самолёты и не едут даже поезда!!!
— Повелитель, это ведь неприлично… — шепнул мне на ухо немёртвый воин.
— Но ты ведь понимаешь, что… — перевёл я на него взгляд. — МАЛЬЧИК ХОЧЕТ В ТАМБОВ! ТЫ ЗНАЕШЬ ЧИКИ-ЧИКИ-ЧИКИ-ТА!!!
Отбираю у бармена бутылку и начинаю пить с горла. Сразу попёрли другие ощущения.
— Ух! — выдохнул я. — Но не летят туда сегодня самолёты… и не едут… ох…
Встав из-за стойки, я сделал пару нетвёрдых шагов, после чего меня резко повело влево. Меня перехватывают немёртвые воины и ведут на выход.
— Стоя-я-я-ять… — издал я полуосознанный звук. — Ви-и-иски идёт со мной… Ты, как тебя там, дай мне новую бутылку.
Получаю требуемое в руки, со стеклянным хрустом отламываю горлышко и заливаю содержимое в себя.
— А-а-ах, нишя-я-як… — изрекаю я, после чего моё сознание тонет в алкогольном мраке.
/13 июня 2028 года, г. Орлеан/
— Его Величество хочет видеть тебя у себя в резиденции, рыцарь-командор, — сообщил королевский посыльный.
— Что-то важное? — поинтересовался Иван, до этого размеренно колотивший покрышку кувалдой.
Новый вид тренировки братьев-рыцарей стал доступен с расширением торгового сотрудничества с Серыми землями. Эстрид Бранддоттер потребовала по два с половиной солида за каждую тракторную покрышку, хотя применений автомобильной резине было мало. В Серых землях из неё делают броню для лёгкой немёртвой пехоты и новобранцев, а больше никаких применений не придумано. Ну или Иван не знает, как именно использует её Эстрид.
Сам же он купил покрышки, чтобы развивать у элитных рыцарей силовую выносливость, координацию движений и ударную мощь — в юности, занимаясь боксом, он только слышал о такой технике тренировок, но вновь повстречался с нею в зрелом возрасте, когда записался на кроссфит.