В зале, где проходила репетиция, сразу стало пусто, остались только Сяо Яньцю и Чуньлай. Чуньлай тоже не осмеливалась посмотреть на свою наставницу, наклонившись, она делала вид, что собирает вещи. Сяо Яньцю долго наблюдала за Чуньлай: как же красив ее силуэт, а скулы и подбородок излучают блеск, словно сделаны из фарфора. С рассеянным видом Сяо Яньцю раз за разом задавалась вопросом: ну почему не ей самой выпала такая судьба? Чуньлай выпрямилась. Заметив, что с нее не сводят пристального взгляда, она испугалась. Вдруг Сяо Яньцю попросила ее подойти. Застывшая Чуньлай не тронулась с места. Сяо Яньцю снова обратилась к ней:

– Чуньлай, исполни тот отрывок, который только что пела я.

Чуньлай сглотнула – как она могла отважиться на это после того, что случилось? Она попыталась было отказаться. Но Сяо Яньцю никак не отреагировала, вместо этого она подвинула стул и уселась на него. Чуньлай пришла в замешательство, но, учитывая настрой наставницы и не имея никакой возможности увернуться, она взяла себя в руки, встала перед Сяо Яньцю и вошла в образ. Сидя на стуле, Сяо Яньцю внимательно следила за Чуньлай и слушала, как она поет. Вскоре ее внимание рассеялось, мельком она посмотрела в зеркало на стене, отражение беспощадно, словно на авансцену, выдвинуло ее вместе с Чуньлай. Волей-неволей Сяо Яньцю стала сравнивать себя с Чуньлай. Какой же старой она выглядела на ее фоне, можно даже сказать, безобразной. Ведь прежде и она была такой же, как Чуньлай, и куда все подевалось? Как ни жестоко это звучало, всякие состязания были бессмысленны. Она не могла мериться силами ни с другими, ни со своей собственной молодостью. Если хочется понять выражение «горы – не преграда для реки, которая все равно будет течь на восток», то его постепенно пояснит зеркало. Уверенность ускользала от Сяо Яньцю, точно стекающая вниз вода, для которой не существовало преград. Она вспомнила, как сначала обрадовалась новости о том, что может вернуться на сцену, но радость эта оказалась мимолетной, словно облако, и теперь от нее не осталось и следа. Сяо Яньцю покачнулась, казалось, что она готова была пойти на попятную, но не могла решиться. Хотя многое у Чуньлай еще нуждалось в шлифовке, в целом эта девочка могла превзойти ее уже в ближайшем будущем. Ведь она такая юная, у нее впереди еще столько лет. Вдруг Сяо Яньцю ощутила какое-то тягостное чувство, раз за разом душу застилала волна печали и боли. Она поняла, что завидует. А ведь считалось, что именно из-за зависти она двадцать лет терпела лишения, хотя на самом деле тогда она не завидовала Ли Сюэфэнь. Никогда в жизни она этого не испытывала, однако сейчас, в присутствии своей ученицы, она не могла взять себя в руки. Осознав свою зависть, она впервые испытала всю силу этого чувства и даже увидела кровопролитие. Сяо Яньцю яро ненавидела себя, она не могла позволить себе завидовать. Решив наказать себя, она что было силы впилась в ногу ногтями, чем сильнее она вонзалась, тем больше терпела, чем больше терпела, тем сильнее вонзалась. Странно, но пронзительная боль принесла ей чувство облегчения. Она поднялась с места, решив посвятить появившееся время репетиции с Чуньлай. Расслабляться, пусть даже самую малость, она считала непозволительным. Сяо Яньцю встала напротив Чуньлай. Она передавала ей свою технику из рук в руки, от движений талии до выражения глаз, шаг за шагом она направляла и корректировала ее. Сяо Яньцю во что бы то ни стало хотелось воплотить в Чуньлай саму себя двадцатилетней давности. Солнце село за горизонт. На окно падала огромная тень платана, поглаживая стекло, она докучала откровенной болтовней своей листвы. В зале становилось все темнее и тише. Они забыли включить свет и наедине друг с другом продолжали репетировать уже в сумерках. Раз за разом они отрабатывали каждое движение, не обходя вниманием ни один из суставов пальцев. Лицо Сяо Яньцю находилось всего в каких-то нескольких сантиметрах от лица Чуньлай, глаза которой так сверкали, что в темноте зала излучали удивительный свет, это было так пленительно-красиво. И вдруг Сяо Яньцю почудилось, что напротив нее стоит она сама, только двадцать лет назад, стройная и изящная. Сяо Яньцю растерялась, все происходило словно во сне, зыбкое видение напоминало отражение Луны в воде. Только что увиденное ускользало, оставляя чувство полной неопределенности. Сяо Яньцю остановилась и, присматриваясь, накрыла Чуньлай своим рассеянным, затуманенным взглядом. Чуньлай не могла понять, что творилось с ее наставницей, а потому она тоже, наклонив голову, уставилась на Сяо Яньцю. Та обошла Чуньлай сзади, одну руку подложила ей под локоть, а другой зажала в своих пальцах кончик поднятого мизинца Чуньлай. Оказавшись у левого уха Чуньлай, Сяо Яньцю практически уткнулась своим подбородком ей в щеку. Чуньлай ощутила влажное дыхание наставницы. Сяо Яньцю отпустила руки и неожиданно заключила Чуньлай в свои объятия. Движения ее были порывисты, крепко стиснув Чуньлай, Сяо Яньцю уперлась своей грудью ей в спину, прижав лицо к шее у затылка. Ошеломленная, Чуньлай не смела двинуться с места, застыв в своей позе, она даже боялась дыхнуть. Но уже через мгновение ее дыхание прорвалось наружу, она жадно глотнула воздух, и Сяо Яньцю ощутила, как мягко толкнулись груди Чуньлай о ее сцепленные руки. Медленными успокаивающими движениями она начала поглаживать Чуньлай: словно выплеснутая на стекло вода медленно растекалась во все стороны. Когда же пальцы Сяо Яньцю достигли поясницы Чуньлай, та наконец вышла из ступора и, не осмеливаясь кричать, тихо взмолилась: «Прошу вас, не надо».

Сяо Яньцю вдруг пришла в себя, она точно очнулась от глубокого сна. И сейчас же ее захлестнуло чувство ужасного стыда и печали, она и сама не могла объяснить, что это на нее только что нашло. Чуньлай подхватив сумку, ринулась вон, а Сяо Яньцю осталась стоять одна посреди зала. До нее доносился быстрый, суетливый топот спускавшейся по лестнице Чуньлай. Сяо Яньцю хотела было окликнуть ее, но что она ей скажет? Сяо Яньцю просто сгорала от стыда. На улице уже стемнело, но еще не до конца, все вокруг напоминало сон. Сяо Яньцю по-прежнему стояла, свесив руки, не понимая, где она вообще находится.

По дороге домой она ощущала необычайную странность прошедшего дня, странной казалась улица, свет от фонарей, и даже прохожие выглядели странно. Сяо Яньцю очень хотелось выплакаться, однако она не могла понять, над чем именно ей плакать. А в таком случае проливать слезы не так-то просто. В этот момент она почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, желудок свело от голода, ей до умопомрачения захотелось есть, словно больше десятка невидимых рук в смятении куда-то тащили ее. Сяо Яньцю зашла в ближайший уличный ресторанчик. У нее была труднообъяснимая ненависть к заведениям подобного типа, а попросив меню, она намеренно выбрала блюда пожирнее. Получив заказ, Сяо Яньцю озлобленно проглотила три большие мясные тефтели. Она только и делала, что жевала и глотала, жевала и глотала, наконец наелась так, что ей даже трудно было дышать.

6

Чуньлай в присутствии Сяо Яньцю делала вид, что ничего не произошло, и репетиции продолжались, как и раньше. Единственное – Чуньлай старалась больше не смотреть в глаза Сяо Яньцю. Она воспринимала и делала все, что говорила и показывала ей наставница, но в глаза ей не смотрела. Ни при каких обстоятельствах. Сяо Яньцю и Чуньлай без слов понимали друг друга, однако это было не то взаимопонимание, которое отличает отношения матери и дочери. То было понимание двух женщин, которое препятствовало свободному, естественному общению на словах.