– Вряд ли. Были еще смерти?

– Подобные Прокрустовой?

– Да.

Питфей молчал, выстраивая на блюдце пирамиду крошек.

– Значит, были, – кивнул Тезей. – Твои бульдоги нашли способ дезактивировать рога у рогоносцев?

– Нашли, но не сразу. Сперва умерли три человека. Полагаю, к ним собирался зайти Минотавр, но Неистовый успел раньше. Бедняги скончались от той же статистики, что и Прокруст. Дезактивация спасла остальных. Аналитики (О)ДНБ предполагают, что в случае новой массовой активации рогов Неистовый убьет всех рогоносцев без разбору, не дожидаясь явления Минотавра. Новую активацию он воспримет как демонстративное продолжение эксперимента, вернее, как объявление войны – и не станет церемониться.

– А сейчас он церемонится?

– Да.

– Славные у него церемонии. Доброжелательные.

– Три смерти вместо массовых убийств? Да он просто филантроп!

Четыре смерти, подумал Питфей. Четыре. Я тоже филантроп, но всему есть предел.

В парилке было жарко.

Смолистый аромат хорошо высушенной сосны, которой были отделаны стены и поло́к, смешивался с запахом эфирных масел. Минутой раньше Аглая щедро плеснула из пузырька на каменку, и Минос чуть не задохнулся от душистого счастья.

Банный клуб «Дочери Кокала» был его слабостью.

– Расслабьтесь, – велела Талия.

Стопы ее изящных ног гуляли по Миносу, распростертому ничком. Пятка, носок, ребро. Одной рукой Талия придерживалась за поло́к, другой, если можно так сказать, рулила, бороздя Миносовы скудные просторы из края в край. На пояснице Талия задерживалась, опускалась на колени и давала себе волю.

– Новенькие? – спросил Минос. – Кокал всегда посылает ко мне новеньких.

– Ага, – хихикнула Ефросина. – Девственницы.

Самая мелкая из троицы, Ефросина напоминала школьницу тринадцати лет. Она же была самой бойкой – во всех отношениях. Минос успел оценить ее бойкость в полной мере. Воспоминания вызывали у него приятную тяжесть в паху.

– Больно? – спросила Талия.

– Нет.

– А так?

– Нет.

– А так?

Нет, хотел ответить Минос и не смог. Он не успел заметить, что именно сделала Талия с его телом, но тело куда-то исчезло. Вместе с телом исчезли речь и зрение. Остались слух и обоняние.

– Очень хорошо, – сказала Талия.

Кажется, она спрыгнула с Миноса.

– Это пройдет, – заметила Аглая. – Все проходит, знаете ли.

– Никто не заметит, – уточнила Ефросина. – Паралич временный, будь уверен, зайчик.

Талия присела рядом с Миносом на корточки:

– Привет от Паучка. Сперва он хотел, чтобы мы сломали вам колени, но передумал. В конце концов, колени его внука остались целы, это было бы несправедливо. Вы уйдёте достойно, без переломов. Человек в годах, переусердствовал с девочками в бане. Три девочки, явный перебор. Сердце подгуляло, бывает.

– Ага, – хихикнула Ефросина. – После того, что зайчик мне тут устроил…

Она спрыгнула с полка́ – это Минос видел. Зрение начало восстанавливаться. Жар усилился, дышать стало труднее. От эфирных масел началось головокружение.

– Терморегулятор, – велела Талия. – Ставь на максимум.

Аглая открыла дверь:

– Пошли, девчата. Подождем в бассейне.

* * *

– Ешь, это вкусно.

– Я сыт.

– Чепуха, – сказала Эфра. При каждом взгляде, украдкой брошенном на сына, ее глаза начинали подозрительно блестеть. – Тебе надо хорошо питаться и много спать.

– У меня живот растет. Я всю задницу отлежал.

– Не знаю, как живот, а щеки у тебя впалые.

– У меня щеки, как у хомяка.

– Ты в курсе, что такое принудительное кормление? Зонд вводится через нос в желудок или двенадцатиперстную кишку…

– Мама!

– Я уже много лет твоя мама. Почему ты ешь дедово отвратительное рагу и не ешь мой суп? Мой чудесный суп с куриными тефтельками?!

– Всё, ем. Ты же не отстанешь…

– До конца.

– До конца. До моего бесславного конца. Тут поблизости не бегает кабан-мутант? Я бы с удовольствием отдохнул от вас с дедом.

– Не выйдет. Я пойду с тобой на охоту.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что ты съел этого кабана. Печенку, голяшку, окорок. Съел целиком. И лег спать в палатке не позже десяти часов вечера.

– Прекрасные тефтельки. Кабан отменяется, ты превзошла саму себя. Мама, я хотел тебя спросить…

– Он его вывез.

– Кто? Кого?

– Твой дед. Вывез Дедала Эвпаламида из Кекрополя, вместе с женой. Обвинения сняты, Дедал в Кимах, заведует кафедрой аэродинамики в Кимском федеральном университете. Он сам напросился на преподавательскую работу. Твой дед сказал, что в долгу у детектива Эвпаламида, а значит, надо позаботиться о его родителях. Как минимум, обеспечить программу защиты свидетелей.

– В долгу?

– Ну, он так сказал. Ты же знаешь, деда иногда трудно понять.

– А сам детектив?

Эфра долго молчала.

– С ним сложнее, – наконец произнесла она. – Я хотела тебе рассказать, но забыла. А ты не спрашивал…

– К нему нельзя, – объяснила медсестра за стойкой.

Мужчина улыбнулся:

– Я – его близкий друг. Я волнуюсь за него.

– К нему нельзя. Он еще не пришел в сознание.

– Сделайте для меня исключение.

– Вы из полиции? Сослуживец?

– Можно сказать, что да. В определенной степени.

– Я должна позвонить заведующей отделением.

Медсестра потянулась к телефону, но мужчина перехватил ее руку. Он держал аккуратно, но крепко – не вырваться.

– Не нужно, – посоветовал он. – Стойте, как стоите, и все будет хорошо.

В стеклянную дверь вошел другой мужчина, повыше ростом.

– В какой палате лежит детектив Эвпаламид? – спросил высокий у медсестры.

– В третьей.

Из глаз медсестры потекли слезы. Мелкая, как школьница, она была насмерть перепугана. Ее цыплячье запястье по-прежнему оставалось в кулаке первого мужчины. Косточки еле слышно похрустывали.

– Хорошо. Спасибо, вы нам очень помогли.

Высокий прошел по коридору, открыл дверь палаты и исчез внутри. Некоторое время было тихо. Потом из палаты вышли две санитарки в комбинезонах оливкового цвета. Одна потирала локоть, другая с неудовольствием глядела на пятно крови, украсившее ее рукав.