град каштанов, только Беновы орлы бросали их со всей силой. «Бомба! — сказала про себя Женя. — Ну сейчас я вам покажу!» Она пригнулась, закрыла голову руками и побежала.

— Давай, давай, Жабулька! — кричали позади.

Каштаны колотили по спине, а из укрытий уже выскакивали солдаты армии Бена. И Жене, наверно, досталось бы как следует, но тут что-то произошло — огонь внезапно прекратился.

Когда Женя оторвалась от своих преследователей на несколько шагов и оглянулась, она увидела такую картину. Над обеими крепостями торчали нахохлившиеся мальчишечьи головы. Рты у вояк были широко раскрыты от удивления. А посредине, между вражескими укреплениями, происходило что-то невероятное. Там лежал толстый слой листьев, и под этим слоем что-то быстро-быстро бегало. Не бегало, а металось, катилось, как шаровая молния, оставляя за собой завихрения — листья дыбились, шелестели, вздымались буграми.

— Кошка! Кошка! — кричали воины.

— Ежик!

— Лисица!

Мальчишки наперегонки бросились за клубком: «Вот! Вот он! Держи! Каской его, каской!» Они гонялись за ним, падали, ныряли в кучи листвы, шарили руками там, где возникало шевеление, но каждый раз ловили пустоту! А оно, шустрое и невидимое, забегало еще быстрее. Нет, это была не кошка и не лисица, а что-то совсем-совсем другое. Да и разве кошка или лисица смогли бы забраться под толстый слой листьев?

Женя постояла, посмотрела, как роются в листве соратники Бена, тихонько усмехнулась и проговорила про себя: «Вот дураки! Никогда им его не поймать!»

Мальчишки совсем забыли про Женю, и девочка спокойно пошла себе своей дорогой.

Когда она выходила из скверика, что-то зашелестело в кустах, потом кто-то едва различимый в падающей листве взметнулся в воздух и сел к ней на плечо. «Вот молодец! — сказала Женя. — Ты спас меня от чокнутого Бена. Спасибо тебе!» И она поцеловала теплую пушистую лапку.

Стало совсем не страшно — ведь она же не одна, а вдвоем с мохнатеньким другом. С ним можно идти куда угодно.

Села в восемнадцатый троллейбус, доехала до областной больницы, вышла на воздух и просияла: в самом деле, сюда стоило заглянуть! Здесь, над Бабьим яром, росли могучие тополя, каштаны, дубы и палой листвы было еще больше, чем на Лукьяновке. За каждой проносившейся по улице «Волгой» или «Жигулями» взлетала и мчалась следом целая метель, и долго еще кружились в воздухе золотистые листья, оседая потом на балконах, на электрических проводах.

Женя пошла к спуску.

Ступала не спеша, смотрела вперед, туда, где кончалась улица и в проеме между деревьями голубело небо. И странное чувство охватывало ее: казалось, будто земля вот-вот кончится, а дальше будет только небо, и она войдет прямо в голубой простор. И чем ближе подходила она к склону, тем больше усиливалось это ощущение, потому что впереди, за обрывом, не было видно лесочка, ни воды, ни островка земли, а только небо, и начиналось оно прямо у Жени под ногами. Казалось, разбегись, взмахни руками — и полетишь.

Ступила еще один шаг — и даже дыхание перехватило. Какой простор! Внизу вьется дорога, по ней, точно привязанные к проводам, медленно движутся такие малюсенькие на расстоянии желтобокие троллейбусы. А там, далеко, в голубой дымке виднеются кварталы Подола и Куреневки, а за ними — в ясной синеватой дали — плесы Днепра, холм с Вышгородом на вершине, плотина Киевской ГЭС и даже — в колеблющемся мареве — серебристое колыхание Киевского моря.

Жене казалось, что она видит еще дальше, видит Полесье, озера, глухие сосновые чащи, где бродят дикие кабаны, лоси и олени, где начинается царство чистой, первозданной природы. И легкая светлая грусть окутала Женю — тоска по путешествиям, по широкому миру, открывавшемуся сверху. Но… надо было идти домой и садиться за уроки, и так уже прогуляла целый час.

ВИЗИТ ИЗОЛЬДЫ МАРКОВНЫ

Женина мама возилась на кухне. Сегодня она раньше пришла с работы — а работала Галина Степановна машинисткой на республиканском радио — и принялась за стирку. Развела порошок, включила стиральную машину — и в это время раздался звонок. Галина Степановна вытерла мокрые распаренные руки и побежала открывать дверь.

В прихожую вошла молодая, модно одетая женщина — в перламутровых сапожках, в ярко-желтой блузке, в красной кожаной юбке, туго перетянутой в талии широким лакированным поясом. Она была яркая, сильно накрашенная: волосы пепельно-серые с фиолетовым отливом, загнутые ресницы густо-синего цвета, а на губах — в тон сапожкам — бледная перламутровая помада.

Галина Степановна несколько растерялась: перед ней такая красавица, а она в переднике, в простой домашней кофточке, с закатанными рукавами.

— Здравствуйте, — сказала гостья и приятно улыбнулась. — Будем знакомы: я Изольда Марковна, учительница вашей дочки.

Галина Степановна, которую и на работе и во дворе все называли Галей или Галочкой — может быть, за ее простоту, а может, потому, что была она худенькая, тоненькая, как школьница, — так и отрекомендовалась:

— Галина, — и покраснела еще больше.

Изольда Марковна, как истинный колорист, сразу отметила про себя, что у матери такие же глаза, как у Жени, — светло-карие, внимательные. На солнце они становятся золотистыми и очень красивыми.

— Заходите, пожалуйста, — засуетилась мать, приглашая учительницу в комнату.

— Нет-нет, — Изольда Марковна приложила палец к перламутровым губам и заговорщически кивнула Галине. — Женя там, в комнате?.. Пойдемте на кухню. Мне нужно с вами немножко посекретничать.

«Там такой беспорядок», — хотела было сказать Цыбулько, но не успела и рта раскрыть, как Изольда Марковна уже прошла на кухню. Ее нисколько не смутило, что там все разбросано. Учительница расчистила себе место у стола и села, заложив ногу на ногу. Быстрым взглядом окинула стены и заметила:

— А знаете, чего вам тут не хватает? Радиолы. Или хотя бы приемника. Я, когда прихожу с работы (а приходишь всегда усталая и дерганая), сразу включаю музыку — что-нибудь такое легкое, эстрадное — и тогда начинаю мыть, варить, убирать. Под музыку веселее, — и она опять приятно улыбнулась.

Женина мать стояла перед ней растерянная, со страхом и интересом смотрела на молодую красивую учительницу, любуясь нежным свежим цветом ее лица, ее холеными тонкими пальчиками.

— Скажите, Женя что-нибудь натворила в школе? — осторожно спросила Галина Степановна.

— Нет, нет не волнуйтесь! — взмахнула синими ресницами Изольда Марковна. Она глянула на стол, увидела печеную картошку и по-детски причмокнула перламутровыми губами: — О, печеная! В мундире. Давно я не пробовала такой. Можно одну?..

— Ради бога! — обрадовалась мать. — Угощайтесь! Вот хлеб, берите соль.

Несмотря на свой экзотический (как говорил Бен — марсианский) вид, Изольда Марковна оказалась на удивление простой и разговорчивой. Она ловко очистила картофелину, не запачкав своих красных