Как на душе бутоны роз расцветают. С острыми шипами, которые эти самые розы, душу и сердце защищают. Потому что «навсегда» в этот раз и в самом деле «навсегда». Потому что теперь точно не чужие. И душой, и телом друг другу принадлежат.

Самолеты меня всегда пугали. Я за последние годы столько перелетов сделала, что страх должен был давно отпустить, но как только нога ступает на борт железной птицы — внутри меня нарастает паника.

Чтобы хоть как-то успокоить себя, я достаю из рюкзака лист бумаги и карандаш. Несколько секунд задумчиво смотрю на серый грифель, решая, что бы изобразить, а потом начинаю рисовать карикатуру злого Давида. Он мою поездку не одобрил, мы ночью в пух и прах рассорились, потом несколько раз успели помириться, но это не отменяет того факта, что я осталась на него зла.

Кто-то занимает место рядом со мной. В поле моего зрения сначала попадают кроссовки, точно такие же, как я привезла мужу из прошлой поездки. Я поднимаю взгляд на мужчину, открываю рот, но все слова застревают в горле.

—Что?— Он поворачивается в мою сторону, смотрит на меня с насмешкой.

—Какого черта ты здесь делаешь?— быстро прячу лист бумаги в сумочку, что не укрывается от глаз Леонова.

—Ты что-то скрываешь от меня,— щурится, внимательно меня рассматривая, его голос глубокий, пробирает до дрожи.

—Что? Нет, ничего я не скрываю,— возмущаюсь, все еще не понимая почему рядом со мной сидит мой муж.— У тебя вообще-то переговоры.

—Я их перенес.

—Перенес?

—Я начальник, что хочу то и делаю.

Я прикрываю веки. Устало выдыхаю. Иногда Леонов меня бесит до чертиков. В особенности своей паранойей.

Помню пять лет назад я улетела в Лондон чтобы разобраться с квартирой, забрать свои вещи, обговорить дальнейшую работу с Алексом. У Давида был завал, он даже дома не ночевал, поэтому я оставила ему записку. Которую он не нашел. И решил что я передумала и свалила в Лондон. Прилетел ближайшим рейсом выяснять какого хрена произошло, застал нас с Алексом одних в квартире, растолковал все по-своему и сразу же бросился махать кулаками. Ревнивый дурак.

—Давай на чистоту: почему ты здесь?

Улыбка слетает с его лица, он становится предельно серьезным.

—Ты можешь быть беременна, я не могу отпустить тебя вот так.

—Это на три дня.

—Знаю.

—И беременность еще не подтверждена. В прошлый раз ничего не вышло, а этот может тоже не получиться.

—В этот раз все получится, Лера. Я чувствую,— с уверенностью, присущей только ему, говорит он, прикасаясь к моей руке и переплетая наши пальцы.

Мне не остается ничего, кроме как смириться, тяжело вздохнуть и откинуться на спинку кресла. Мне сейчас безумно страшно и не только из-за предстоящего полета.

Мы с Давидом поженились через год после того как я решила дать нам второй шанс. В этот раз все было правильно. И предложение, и свадьба, и медовый месяц. О детях мы задумались не сразу, поэтому и не стали бить тревогу, а когда поняли что давным-давно перестали предохраняться, а желаемых двух полосок так и нет — обратились к докторам. И начались новые круги ада.

Не знаю за что мне столько испытаний подкинула жизнь.

Мой нерегулярный цикл дал о себе знать. Нервы, гормональный сбой, проблемы с женским здоровьем — аукнулись в самый ненужный момент. Несколько лет лечений и никакого результата, поэтому мы решились на ЭКО. Первое — не принесло ничего, эмбрионы не прижились. Второе… второе провели две недели назад и я до сих пор не нахожу в себе смелости взглянуть на чертов тест. Сегодня утром сделала, в сумку забросила, но так и не глянула. Страшно до чертиков, так боюсь снова разочароваться, и Давида подвести. Ему ведь давно пора детей иметь, не двадцать ведь, а я у него такая непутевая жена.

—Погоди, ты что в моей сумочке рылся?— внезапно осеняет меня, потому что вот эта дурацкая улыбочка на его лице, глаза сияющие, и то что бросил все и со мной решил улететь — не просто так.

—О чем ты?— улыбка Давида становится еще шире.

—Скажи что все получилось,— задержав дыхание, прошу я. Давид не отвечает, просто кивает и я готова визжать от радости на весь самолет.

Но перед этим нужно убедиться лично. Дрожащими пальцами открываю боковой кармашек на сумочке, достаю тест и прикрываю ладонью рот, сдерживая всхлипы.

—Две,— показываю Давиду, словно он еще не видел.— Представляешь, две?

—Эй, только без слез, прошу,— Давид до сих пор не может выдержать моих слез, а я та еще плакса.

—У нас будет ребенок. Свой,— все еще не могу поверить я. Последние несколько месяцев мы вели разговоры о том, чтобы в случае чего усыновить малыша из детского дома.

—Иди ко мне,— Давид притягивает меня к себе, целует, все так же вызывая внутри нарастающее тепло и спокойствие. Гладит плоский животик, сам не верит в происходящее,— Я же говорил что все хорошо будет. Просто не время было тогда, я был вечно занят, ты карьеру строила. А сейчас у нас времени много, можно и детей рожать.

Я за эти пять лет и в самом деле многого достигла. Теперь не просто известный художник, у меня есть несколько собственных школ искусств в разных странах. Сегодня я лечу в Испанию, нужно взглянуть на помещение будущей школы.

Давиду же пришлось взять на себя управление одной компаний отца, которая была записана на меня. Поначалу ему давалось это сложно, он все же военный, а не финансист или управитель, но Даня взялся помогать. У него прекрасный брат. У меня, кстати, тоже.

Юра занимается созданием видеоигр, он у нас настоящий гений, его компания здорово продвинулась на рынке. С Юлей мы видимся по праздникам, во второй раз замуж она не вышла, тоскует по отцу. И я тоже. А вот с Настей, к сожалению, не сложилось. Она переехала в отдельную квартиру, живет в свое удовольствие, транжиря деньги. Единственное что ее спасет — мужик, который не будет потакать ей в каждом желании.

Давид успокаивающе гладит меня по спине, а я не могу перестать улыбаться и плакать от счастья.

Самолет продолжает заполняться пассажирами. Я отрываюсь от Давида, ладонью слезы с лица стираю.

—А Каспер где?

—Там,— указывает куда-то назад. И я не сразу понимаю что он имеет ввиду.

—Ты в багаж ее что ли сдал?

Давид закатывает глаза.

—Нет, конечно, просто наши с ней места в хвосте самолета. Свободных больше не было. Последние забрал. Оставил переноску там. Попросил женщину присмотреть.

—Боже, ты будешь плохим отцом.

Конечно же я шучу, он будет самым лучшим папой, но не могу сдержаться чтобы не уколоть его.

Каспер уже старенькая, я очень боюсь проснуться и обнаружить, что наша семья лишилась еще одного полноценного члена. Она обленилась, потолстела, но к счастью такая же бодрая обжора. И хотя Давид убеждает меня что причин волноваться за ее здоровье нет — я прекрасно помню сколько живут коты.