Поскольку торговля энергоресурсами и товарами между Востоком и Западом, равно как и между Африкой и Азией, продолжает расти, цифры, приведенные Капланом, тоже будут только расти.

Индия таким же образом рассматривает бассейн Индийского океана как стратегически важный район. Настроенная на то, чтобы стать четвертым крупнейшим потребителем энергии в мире (больше только Соединенные Штаты, Китай и Япония), Индия вскоре будет импортировать 90 % необходимой ей нефти из Персидского залива по маршруту, который проходит непосредственно мимо Макранского побережья Пакистана. Индия также импортирует уголь из Африки и Юго-Восточной Азии, и он тоже должен пересекать Индийский океан. Даже если бы Индия перешла на природный газ, с учетом ограниченной пропускной способности ее трубопроводов, она должна будет рассчитывать на танкеры, идущие из Персидского залива или Индонезии318.

В силу этого Гвадар становится ключевым пунктом в стратегии «нитки жемчуга», который дал бы Китаю стратегический контроль над торговлей через Индийский океан, а также стал бы подготовительной площадкой для защиты маршрутов поставок от пиратов или более глобальных соперников. Гвадар сегодня представляет собой довольно безлюдное место, больше похожее на покинутую строительную площадку, чем на загруженный порт. Но имейте в виду, что китайцы в Пакистане с дальним прицелом. Важность Гвадара станет очевидна в будущем.

Иран тоже является давним другом Китая. Он оказался среди первых ближневосточных стран, последовавших примеру Америки в открытии для Китая в 1970-е годы319. Но отношения между двумя древними нациями корнями уходят гораздо глубже. Как иранские дипломаты в середине 1970-х годов узнали, к своей радости, Китай до сего дня хранит бесценную коллекцию манускриптов классической персидской литературы – некоторые из них даже не сохранились в самом Иране. Речь тут идет о временах Великого шелкового пути, когда нагруженные товарами караваны шли туда и обратно по Азии по одному маршруту, по которому Марко Поло пришел из Персии в Китай и привел монголов на Ближний Восток.

Эта историческая связь подкреплена общим взглядом на то, что не только как современные национальные государства, но и как древние цивилизации, Китай и Иран заслуживают соответствующего места под солнцем. Иранцы впадают в экстаз, когда китайские руководители цитируют поэзию о правах древних наций, разукрашивая злоупотребления, от которых Китай и Иран страдали в руках западных держав, и предполагаемую злобную роль тех же самых держав, продолжающих мешать Китаю и Ирану подняться наверх.

Руководителям Ирана нравится идея сильного Китая как баланса против Америки. Биполярный мир – более спокойное место для Ирана. Иранские правители представляют в мечтах мир, в котором Китай будет противостоять Америке, как это делал Советский Союз в определенный момент, защищая Иран от американского давления.

Китайская торговля поддерживала иранскую экономику на плаву, несмотря на жесткие западные экономические санкции, и китайские поставки оружия и передача технологии играли решающую роль в деле модернизации устаревающей армии Ирана320. Но Китаю предстоит пройти долгий путь, чтобы вступить в соперничество с американской мощью, и, в отличие от Советского Союза, он не идет на конфронтацию с Америкой. Совет Пекина Тегерану состоит в том, чтобы быть гибким и покладистым и не провоцировать Вашингтон.

В Иране у Китая есть как стратегические, так и экономические интересы321. Иран имеет довольно сильное влияние на Ближнем Востоке, будучи местной державой с большой историей в регионе, полном «племен, которые совсем недавно обрели государственность», а влияние соответствует статусу. Распад Советского Союза помог восстановить иранское влияние в этом обширном регионе – от Кавказа до Средней Азии. Когда Соединенные Штаты и НАТО взялись за Талибан после 11 сентября, Афганистан также подпал под возобновившееся иранское влияние. Мягкая сила Ирана, используемая применительно к арабским странам и приправленная антиизраильской риторикой, распространилась на Ирак, Сирию и Ливан. Экономическая зона Ирана сейчас простирается от Герата в Западном Афганистане и на запад – до Сулемании и Басры в Ираке.

Вызов, бросаемый Ираном американским чаяниям, не отвергается в Китае. Пекин исходит из того, что его соперничество с Америкой носит глобальный характер, и ему не нравится, что никто не бросает вызов гегемонии США в каком бы то ни было регионе. И чем больше Китай нуждается в ближневосточной нефти, тем более он настроен на то, чтобы контролировать американское влияние.

Но Китай не хочет, чтобы Иран превратился в подобие Ирака – такой непокорный и предрасположенный к риску, что напрашивается на военные действия со стороны США, за которыми последовало установление контроля США над всеми военными трофеями. Посему китайцы предупреждают Иран быть осторожным, подталкивая его на переговоры с Западом и удовлетворение, по крайней мере, некоторых требований Запада322. Пекин поддержал санкции против Ирана – и выиграл от того эффекта, который они возымели в плане отвлечения западных экономических интересов и предоставления Китаю свободы действий. При таком парадоксальном исходе оказалось, что Китай поддерживает санкции для того, чтобы расширить деловое сотрудничество с Ираном и закрепить свои экономические бразды над этой страной. Но, как и с Северной Кореей, когда речь идет об иранской ядерной программе (или о его поддержке Хамаса или Хезболлы), Пекин не разделяет американские интересы.

Иран, как очень хорошо понимают китайцы, к тому же богат нефтью и газом. У него 10,3 % разведанных запасов нефти мира и 15,8 % запасов газа (второй по объему после России). В 2010 году Китай был крупнейшим покупателем энергоресурсов Ирана (на него приходится 16,2 % экспорта энергоресурсов Ирана). Иран был крупнейшим поставщиком энергоносителей Китая (на него приходится 17,4 % импорта энергоресурсов Китая). Эти данные выросли в объеме с тех пор, как санкции прервали иранский экспорт энергоресурсов в Европу и другие страны Азии. Китайцы тоже сократили какую-то часть официального импорта нефти из Ирана, но сокращение более чем в разы компенсировалось незарегистрированными поставками иранской нефти в Китай через Ирак и какой-то ее части через Дубай.

Важнее всего то, что Иран обладает крупнейшими запасами нефти и газа в регионе, который находится за пределами многостороннего контроля Запада. Это дает контролируемым государством китайским нефтяным компаниям уникальную возможность развивать возможности ведения разведки и добычи. Китай взялся за разработку нефтепромыслов в Северном Азадегане и разведку природного газа в Северном Парсе под дном Персидского залива.

Кроме того, существуют углубляющиеся экономические связи, которые стали быстро расширяться по мере ужесточения западных санкций. После ухода западного бизнеса Иран обратился к Китаю для заполнения вакуума. Китайские товары потекли потоком в Иран и заменили европейскую, японскую и корейскую импортную продукцию. Китайские нефтяные конгломераты пришли на смену и взяли на себя выполнение контрактов в области энергетики и инфраструктуры, от которых отказались французские и японские компании. Иранцам не нравится китайский вариант замены, но им больше не к кому обращаться за помощью. Иранские чиновники сомневаются в том, что китайские компании смогут сделать эту работу – нефтепромысел в Северном Азадегане уже на пять лет отстает от производственного графика, а история разработки и эксплуатации Китаем нефте– и газовых месторождений в Южно-Китайском море также не вызывает особого доверия. Более того, многие иранцы сталкиваются с трудностями работы с китайцами – культурная пропасть между нами гораздо шире, чем та, которая отделяет персов от европейцев. Несмотря на их легендарную твердость и хитрость во время переговоров, иранские бизнесмены сталкиваются с тем, что китайские партнеры дают меньше, а отбирают больше и настаивают на исключительно невыгодных сделках. Но Китай готов вести дела с Ираном, когда больше никто этого делать не хочет и иранцам некуда податься.