— Знаю, ведь и мне поручили искать себя самого. Но я дол жен был повидать тебя и предупредить Мазарини. Главным образом Мазарини, но я не могу этого сделать, значит, это сделаешь ты. Бофор хочет убить его.

— Ого! Да ты бредишь! И как, интересно, он это собирается сделать? А главное, откуда ты об этом знаешь?

— Позавчера я был в числе пяти десятков вооруженных до зубов молодчиков, устроивших засаду возле Лувра. Мы ждали приказа Бофора, чтобы начать стрелять в кардинала, но покушение сорвалось, и сегодня вечером Бофор хочет повторить его. На этот раз у него есть все шансы осуществить свой план!

Воцарилась тишина, и побледневший Гастон прошептал:

— Господь всемогущий! И ты говоришь мне, что был среди этих висельников? Вместе с ними?..

— Это мои новые друзья, — с напускной гордостью усмехнулся Луи.

Гастон охнул и тут же спросил:

— А что тебе удалось узнать?

И, не дожидаясь ответа, он сел за стол, придвинул к себе перо и бумагу и приготовился писать. Луи говорил, а Гастон стремительно записывал его рассказ.

Он исписал два листа, когда Луи наконец произнес:

— Помни, Гастон, ловушка захлопнется сегодня вечером, но все делается в глубочайшей тайне. Среди заговорщиков числятся Ла Шатр, Дезэссар и Кампион, но не исключено, что на их сторону встали и другие офицеры гвардии. Поэтому Мазарини может рассчитывать только на верных, проверенных людей. Предупреди его, что я сижу в засаде вместе бандитами, но мне бы не хотелось быть повешенным вместе с ними.

— Я об этом позабочусь, можешь на меня положиться.

— Скажи моим родителям, Жюли и Гофреди, что со мной все в порядке, но пусть они молчат, ибо повсюду полно шпионов. Но главное, ты должен предупредить кардинала. И как можно скорее.

Луи умолк, словно не зная, стоит ли ему говорить дальше.

— Знаешь, Гастон, теперь я знаю все о смерти короля… К сожалению, предчувствия мои оправдались…

Слушая его жуткий рассказ, Гастон затих, едва смея дышать. В конце шевалье де Мерси уточнил:

— Но прошу тебя, Гастон, не предпринимай пока ничего. Подождем до завтра. Когда вся эта история с покушением на Мазарини закончится, я присоединюсь к тебе, и мы вместе отыщем доказательства. А теперь расскажи мне, что нового в городе: эти сведения могут мне пригодиться.

— Жюли и родители волнуются, но чувствуют себя хорошо. При дворе же произошли важные события.

— Кое-что мне известно, например, про аферу с письмами… Ты на эту историю намекаешь?

— О! Кто же тебе рассказал? — Гастон, похоже, был слегка уязвлен. — А о том, что госпожа де Монбазон принесла извинения, ты тоже знаешь?

— Ну, мне говорили, что ей придется это сделать. Так, значит, извинения принесены? И как все прошло?

— Хуже некуда. Разряженная в пух и прах герцогиня явилась во дворец Конде и высокомерным тоном зачитала перед принцессой текст, написанный кардиналом и госпожой де Шеврез. Она держалась так вызывающе дерзко, так явно насмехалась над присутствующими, что принцесса попросила ее перечитать текст с должным выражением. Текст был пришпилен к вееру Монбазон, чтобы она не забыла слова. Словом, все, кто присутствовал при той сцене, нашли зрелище смешным и прискорбным. Звучало это примерно так. — И Гастон, поджав губы, заговорил фальцетом: — «Сударыня, я пришла сюда заявить, что совершенно невиновна в той злобной выходке, в коей меня обвиняют. Ни один порядочный человек не стал бы возводить на меня подобную клевету».

Луи фыркнул, чтобы не расхохотаться, но Гастон неожиданно остался серьезным.[69]

— Извинения дурацкие и к тому же бесполезные. На следующий день, когда королева и принцесса Конде отправились в сад Тюильри отведать мороженого у Реньяра, туда, разодетая как павлин, под ручку с Бофором прибыла герцогиня де Монбазон. А ведь еще накануне регентша предупредила герцогиню, чтобы та не показывалась ей на глаза, когда она находится в обществе принцессы Конде! Разгневанная регентша при всех попросила Монбазон удалиться, но та дерзко отказалась. Тогда удалились королева и принцесса.

— Монбазон ослушалась королевы?

— Да, — утвердительно кивнул комиссар. — Случай настолько возмутительный, что просто не мог остаться без последствий. На следующее утро дежурный офицер вручил Монбазон письмо от юного короля. В письме говорилось примерно следующее:

Кузина,

Моя матушка-королева изрядно недовольна выказанным вами неуважением к ней, что побуждает меня просить вас немедленно отправиться в Рошфор, где вам надлежит проживать до тех пор, пока не получите от меня иного распоряжения.

— Значит, ее больше нет при дворе?

— Именно так. Но Бофор, разумеется, здесь. Я слышал, он в ярости, перестал разговаривать с королевой и пытается ставить подножки всем ее друзьям и друзьям Мазарини и вся чески их задевает. Но я даже не подозревал, что он хочет убить кардинала. Своими дурацкими выходками он мог заработать ссылку, но, задумав убийство, он рискует головой!

— Кажется, мы приближаемся к развязке, — задумчиво произнес Фронсак. — Если сегодня вечером выиграем мы, герцогиня де Шеврез лишится своих когтей. Словом, я пошел, пусть твои церберы освободят меня.

— Подожди! Ты немного разбираешься в театре. Здесь у меня сидит некий Жан-Батист Поклен, задержанный вчера за долги, и я не знаю, что с ним делать. Ты его знаешь?

— Мольера? Разумеется! По мнению Монтозье, он станет великим актером. Сколько он должен?

— Задолжал двадцать ливров владельцу «Блистательного театра». Ему не повезло, он только что, а точнее, в июне подписал договор о создании собственной труппы!

— Послушай, уверен, если попросить, Монтозье заплатит его долг. Предложи Лафема ссудить ему денег, он ведь бывший фокусник и, конечно, с пониманием отнесется к Мольеру. Теперь, когда он больше не судья, он может заняться благотворительностью, тем более она наверняка зачтется ему на том свете, и он сможет искупить жестокости, учиненные по его приказу. Когда все закончится, я поговорю с маркизом. И поскорее освободи Поклена, в тюрьме он только время теряет.

Луи простился с Гастоном, полицейские пинком вышвырнули его на улицу, и он отправился шататься по городу, делая вид, что разыскивает пресловутого Фронсака. К пяти вечера он вернулся в трактир «Два ангела».

Устроившись за столом перед вкусно пахнущим блюдом с куропатками, он увидел, как к нему с грозным видом, положив руку на эфес шпаги, приближается Эшафот.

— Эй, Виселица! Говорят, тебя сегодня схватили, а потом отпустили? В чем дело?

— Да ни в чем! — равнодушно пожал плечами Луи. — Какому-то дурню из Шатле я показался подозрительным. Я сидел возле церкви Оксеруа, высматривая Фронсака, а он тут как тут! Оказывается, он еще вчера меня приметил, когда я дежурил возле Шатле. Он обыскал меня, меня сволокли в Шатле, поколотили, но я притворился идиотом, и в конце концов они меня выпустили. У меня же не было оружия!