Роджерс принялся внимательно изучать складки на простыне.

— Когда я выстрелил в Мэтта Флинна и Броди.

Он поднял руку и закрыл ладонью глаза.

— Это было больше трех лет назад.

Помолчав, Роджерс убрал ладонь, но глаза открыл только через несколько секунд. Лицо у него стало совершенно бесцветное.

— Я мог с этим справляться. Но потом, в январе, я снова увидел Мэтта.

— И с тех пор тебе все хуже? — Бри и сама видела, как он нервничает все больше и больше с тех самых пор, как ее назначили шерифом.

— Да, — он сглотнул. — Я знаю. Я сам это запустил. Я думал… — он громко выдохнул. — Я думал, я должен просто обо всем забыть. Что если я признаю, что я не могу справиться сам, то буду выглядеть слабым. Сейчас я понимаю, как глупо это звучит.

— Вовсе нет. Я лелеяла свою фобию тридцать лет, так что в этом я тебя понять могу. Тебе нужна помощь?

Бри не стала говорить, что Роджерс не сможет вернуться на работу, пока его стабильность не подтвердит психиатр.

— Да, — хрипло прошептал он. — Я не знаю, смогу ли я вообще пережить это сам.

— Тебе окажут помощь, и посмотрим, что из этого получится, — Бри указала на его туго перебинтованную ногу. — Время у тебя будет.

— Да, пожалуй, — он издал долгий, тяжелый вздох. — Мне нужно поговорить с Мэттом.

— Ты вернешься с операции через пару часов, — сказала Бри.

— Нет, — Роджерс схватил ее за руку. — Мне нужно поговорить с ним прямо сейчас. Я должен ему кое-что сказать, на случай, если…

— Роджерс… Джим, — она сжала его ладонь. — С тобой все будет хорошо.

— Пожалуйста.

— Ладно. Сейчас я его приведу. И кстати, не распространяйся про собак, хорошо? Я бы предпочла, чтобы это не стало общественным достоянием.

Роджерс торжественно положил руку на сердце.

— Ни одной живой душе не скажу.

— Спасибо.

Бри выглянула из комнаты и позвала Мэтта. Тот вопросительно на нее посмотрел.

— Роджерс хочет с тобой поговорить, — сказала она.

Мэтт неуверенно заглянул в палату Роджерса. Выглядел тот так себе: все эти трубки и капельницы, торчащие изо всех мест, да еще и мертвенно-бледная кожа.

— Шериф, вы тоже останьтесь. Пожалуйста, — Роджерс облизнул обметанные губы. Голос у него был хриплым — скоро была операция, так что воду ему пить не разрешали.

Мэтт подошел поближе и остановился у кровати.

— Ты можешь сказать мне все завтра. На тебе лица нет.

Роджерс едва заметно покачал головой.

— Просто на всякий случай. Я хочу, чтобы ты знал. Я это не специально. Я не хотел стрелять в тебя и Броди. Было темно, а шериф сказал мне, что ты в другом конце здания. Я перепутал тебя с наркоторговцем.

Мэтт открыл было рот, но Роджерс оборвал его слабым взмахом руки.

— Дай мне закончить, пока я еще могу говорить. Я не знаю, почему шериф сделал то, что сделал. Я могу говорить только за себя, и мне очень жаль. Ты не представляешь, насколько сильно.

— Спасибо, Роджерс, — Мэтт положил руку ему на плечо. — Я понимаю.

Роджерс закрыл глаза, и все его тело расслабилось, словно он только что избавился от тяжкого груза.

— Я вернусь попозже, чтобы тебя проведать, — сказала Бри.

Они вышли в коридор. Мэтт чувствовал странное облегчение, словно признание Роджерса сняло тяжесть и с его плеч.

— Ты ему веришь? — спросила Бри. — Ты ведь боялся, что шериф приказал ему тебя застрелить.

— Ага. Верю.

Теперь Мэтт понимал: от рук прежнего шерифа пострадали они оба. Но кто знает? Возможно, теперь Мэтт наконец-то сможет оставить это в прошлом, и он надеялся, что то же самое удастся и Роджерсу.

— Я тоже.

Они вернулись назад к палате Бри и дождались пластического хирурга. Вскоре она уже щеголяла пятью свежими швами и бинтовой повязкой на раненой щеке.

Затем Мэтт и Бри отыскали комнату ожидания неподалеку от операционной и наконец-то выпили кофе. Когда операция закончилась, а Бри убедилась, что с Роджерсом все будет хорошо, они были готовы отправляться по домам.

Несмотря на то, что на часах было всего-то четыре утра, у больницы уже столпились репортеры.

— Хочешь улизнуть через другой выход? — спросил Мэтт. На улицу они уже не вышли, но вспышки камер были отлично видны через стеклянную дверь.

— Нет. Это тоже часть моей работы, — и Бри решительно направилась к выходу.

Мэтт решил отойти и не мешать. Бри кратко рассказала о состоянии своего подчиненного, о том, как себя чувствует спасенная этой ночью жертва, и о прискорбной кончине подозреваемого. Никаких громких слов она не говорила, перед публикой не рисовалась, и вообще все заслуги приписала своим помощникам и полиции Скарлетт-Фоллза. В этом и не было нужды: усталость в глазах Бри и повязка на щеке говорили сами за себя.

Выглядела она настоящим героем.

Когда Бри попытались засыпать вопросами, она устало подняла руку, призывая всех помолчать.

— К сожалению, я не могу ответить ни на какие вопросы, пока не обсужу это с детективами, — и извинившись, она спустилась со ступенек больницы. Толпа расступилась, пропуская ее к машине.

Мэтт сел на переднее сидение, и Бри подбросила его к участку, где был припаркован его собственный автомобиль.

— Доброй ночи, — сказал он и потянулся к дверной ручке.

— Скорее уж доброе утро, — Бри накрыла его ладонь своей. — Спасибо, что прикрыл мне спину.

— Всегда пожалуйста, — ответил Мэтт, легонько сжав ее пальцы. Несколько секунд они просто держались за руки, ощущая небывало глубокое чувство единения.

— Поспи немного, — велела Бри, отпустив его ладонь, и Мэтт понял, что уже скучает по теплоте ее руки в своей.

— Ты сейчас домой?

Бри взглянула на часы.

— Сначала, наверное, займусь отчетом. Дети все равно проснутся только через несколько часов, а я хочу записать кое-какие детали, пока я еще хорошо их помню. Кстати, от тебя мне тоже потребуются показания, но это подождет. Сначала выспись.

— Тогда до встречи.

Спать Мэтт, впрочем, не собирался. Ему тоже надо было заняться кое-чем, пока еще не рассвело.

Он направился к озеру Грей-Лейк и остановил машину примерно в километре от дома Джо Маркуса. Затем он вышел на улицу, набил карманы сухим собачьим кормом и отыскал запасной поводок.

Потом Мэтт свернул к лесу и двинулся вдоль протоптанной тропинки, пока не вышел к участку Эрла Харпера. Теперь он стоял под прикрытием деревьев, рассматривая задний двор.