СССР и Францией об обмене выставками произведений изобразительного искусства подписывают министр культуры СССР посол Франции в СССР Филипп Бодэ и Е. А. Фурцева. 18 июня 1966 г. [РГАКФД]

Е. А. Фурцева открывает выставку «Сокровища гробницы Тутанхамона» в ГМИИ имени А. С. Пушкина. 7 декабря 1973 г. [ЦГА Москвы]

В апреле 1974 года в Москве и Ленинграде проходила выставка «Итальянская живопись XVIII века», предоставленная для показа Министерством иностранных дел и Министерством образования Италии. Это было выдающееся событие в художественной жизни двух главных городов СССР. Выставку подготовили крупнейшие музеи Италии, среди которых следует в первую очередь назвать такие всемирно известные собрания, как галерея Академии в Венеции, галерея Уффици во Флоренции, галерея Брера и музей Польди-Пеццоли в Милане, Национальная галерея Каподимонте в Неаполе, галерея Академии Каррара в Бергамо, Национальная галерея старого искусства и галерея Дориа Памфили в Риме, Пинакотека Тозио-Мартиненго в Брешии, Национальная пинакотека в Болонье. В общей сложности дал свое согласие на участие в этой выставке, организацию которой возглавило Управление галерей Болоньи, 41 музей из 19 итальянских городов. В подготовке научной концепции выставки и ее каталога участвовал коллектив крупнейших итальянских ученых[733]. Естественно, с нашей стороны организацией выставки занимались Министерство культуры СССР и лично Екатерина Алексеевна Фурцева[734].

Е. А. Фурцева на выставке «Итальянская живопись XVIII века». Москва, 1974 г. [ЦГА Москвы]

Глава 14. Минкульт против Главлита

Михаил Козаков, рассказывая о театре «Современник», констатировал: «От одной сильной бабенки мы тогда здорово зависели. Сильна была при Хрущеве Екатерина Фурцева, царствие ей небесное!»[735] Сделавшись министром культуры СССР, товарищ Фурцева неизбежно была вынуждена погрузиться в пучину аппаратных интриг на более низком, чем ранее, этаже властной иерархии — на уровне Совета Министров СССР, а не ЦК КПСС.

Взгляды самой Екатерины Алексеевны на репертуарную политику были далеко не однозначными. С одной стороны, после Идеологического 1963 года пленума ЦК КПСС Министерство культуры СССР под ее руководством предприняло ряд мер к усилению контроля за формированием репертуара. Для этого, в частности, Фурцева предложила расширение штатов Управления театров и создание репертуарных коллегий и художественных экспертных коллегий по драматическому, музыкальному и изобразительному искусству[736].

17 июля 1963 года Фурцева доложила на парторганизации Министерства культуры СССР:

— Сейчас мы вошли с предложениями о создании репертуарных коллегий и художественных экспертных коллегий по драматическому, музыкальному и изобразительному искусству.

По словам Фурцевой, подобные коллегии и репертуарно-редакторский совет, о необходимости формирования которого говорили многие театральные деятели, «должны будут сосредоточиться главным образом на решении центральной задачи» — обеспечения театров полноценным в «идейном и художественном отношении» репертуаром на современные темы, отражавшие «основные направления идеологической работы партии»[737].

Творческие работники, как водится, разделяли данные взгляды Екатерины Алексеевны. Однако их по определению не мог разделять, не хотел разделять и не разделял грозный Главлит — Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР и персонально его начальник Павел Константинович Романов.

Приказ заместителя министра культуры СССР А. Н. Кузнецова о передаче театра-студии «Современник» в ведение Исполкома Моссовета. 2 февраля 1961 г. [РГАЛИ]

Парадоксально, но факт: в конце сороковых, когда Фурцева была секретарем Фрунзенского райкома столицы, она курировала расположенный на территории вверенного ей района Главлит по партийной линии[738]. Теперь, по большому счету, куратор и курируемый поменялись местами. Самая Екатерина Алексеевна для Павла Константиновича была совершенно недосягаема. Однако этого вовсе не скажешь о возглавляемом ею министерстве.

Конфликт имел глубокие политические корни. По справедливому наблюдению Александра Ивановича Вдовина, уже вскоре после смерти Хозяина дали о себе знать группировки реформаторов-антисталинистов и консерваторов-сталинистов в литературно-художественной и общественной жизни Страны Советов. Часть интеллигенции, которая встала на сторону хрущевских реформаций и позднее, в конце шестидесятых, получила название «либеральной интеллигенции»[739], поначалу не имела ничего общего с либерализмом как идеологическим течением, отстаивавшим свободу предпринимательства. Понятие «либерализм» к данной части интеллигенции применимо только в его первоначальном смысле, означающем некое свободомыслие, вольнодумство, терпимость, снисходительность. Точно так же и сталинисты начала пятидесятых не имели ничего общего с консерватизмом как идеологическим течением. Эти люди попросту углядели в антисталинизме угрозу основам социалистического строя. В силу партийной дисциплины они не стали открыто выступать против развенчания «культа личности», однако непримиримо боролись со всеми новыми тенденциями в художественной культуре, выходившими за рамки догматических установок[740].

В данном случае Романов был классическим сталинистом пятидесятых, а вот назвать «либералом» Фурцеву даже в указанном значении этого слова возможным не представляется. Другое дело, что, несмотря на строгие, почти консервативные, личные предпочтения в литературе и искусстве, Екатерина Алексеевна как политик не могла не понимать, что, будь хрущевский доклад на ХХ съезде КПСС тысячу раз «закрытым», вернуть в ящик Пандоры всё, что успело из него выскочить, нереально. У Романова, Козлова и им подобных оставалась лишь надежда возвратить времена «светлого» сталинского прошлого.

Противостояние Министерства культуры СССР и лично Фурцевой, с одной стороны, и Главлита и персонально Романова — с другой, развернулось сразу же после назначения Екатерины Алексеевны министром. Решался главный вопрос — КТО БУДЕТ УПРАВЛЯТЬ советской культурой? Оба главных действующих лица — Фурцева и Романов — как и закулисно поддерживавшие их силы в ЦК КПСС и его аппарате (на уровне отделов это, соответственно, Дмитрий Поликарпов, а затем Василий Шауро и главный сталинист в аппарате ЦК — заведующий Отделом науки и учебных заведений Сергей Павлович Трапезников) и, по всей вероятности, на уровне партийного Олимпа Михаил Суслов, ненавидевший перерешение в ЦК каких-либо вопросов и ничего не могущий сделать с Трапезниковым, которого двинул наверх лично Леонид Ильич Брежнев, — были выходцами из сталинских управленцев — тех самых, кто на службе Хозяину были готовы переступить через всё.

Однако Фурцева, работая в хрущевской команде, приобрела больший практический опыт, а потому научилась проявлять гибкость и прагматизм, в противовес Романову — несомненно твердолобому сталинисту. Иначе и быть не могло. Екатерина Алексеевна находилась в непрерывном огневом контакте с творческой интеллигенцией. Собственно, во властной верхушке СССР на всем протяжении послесталинской истории разыгрывалось бесконечное (до девяностых годов) противостояние защитников «светлого» сталинского прошлого и части, как мы бы сейчас сказали, политической элиты, осознававшей неизбежность эволюции советской системы.

Е. А. Фурцева в группе награждённых министров СССР. Среди присутствующих: А. А. Громыко, Н. С. Патоличев, Н. А. Тихонов, Н. К. Байбаков, Б. В. Петровский, С. А. Скачков и др. 1965 г. [РГАКФД]

Не стоит считать Романова и ему подобных аппаратчиков дураками. Он мог быть улыбчивым, милейшей души человеком. Вы бы могли распрекрасно съездить с ним на рыбалку и поговорить о жизни. И вообще все