проект декрета об учреждении единого Государственного музейного фонда. Предполагалось, что этот фонд составят все произведения искусства и старины, а также предметы историко-бытового значения, где бы таковые ни находились: в музеях, церквах, монастырях, в разного рода правительственных и общественных учреждениях, в ломбардах, торговых помещениях и у частных лиц — торговцев, как в виде отдельных предметов, так и целых собраний на протяжении всей территории РСФСР. Однако первый нормативный акт — постановление Совета Министров СССР «О музейном фонде Союза ССР» — был издан в нашей стране только при Фурцевой — 2 июня 1965 года. Приложение к нему — «Положение о Музейном фонде Союза ССР» — Министерство культуры СССР утвердило 26 июня. Музеи и органы культуры обязывались брать на учет даже памятники, находившиеся в личной собственности граждан, «с целью их… возможного приобретения в собственность государства». Таким образом, Советское государство целенаправленно распространяло свою юрисдикцию на максимально широкий круг объектов культурного наследия[715].

Фурцева была политиком. Не только в жизни страны, но и в личной жизни. Как водится, ее молитвами в Государственном музее изобразительного искусства имени А. С. Пушкина состоялась выставка первого мужа ее подруги Нади Леже — Фернана Леже, творчество которого было связано отнюдь не с соцреализмом. В марте 1963 года на одном из собраний Екатерине Алексеевне пришла записка со следующим вопросом: «Как получилось, что в выставочном зале Музея имени Пушкина показываются произведения Леже?» Фурцевой, которая, как и ее товарищи по ЦК КПСС, героически боролась с абстракционистами и прочей художественной «ересью», пришлось держать перед собравшимися ответ:

— Фернан Леже — французский художник, у него очень сложный путь — от кубизма он в самые последние годы пришел к реализму. Он был французским коммунистом, умер в 1945 году. Во Франции среди коммунистов его поддерживают, так же как Пикассо, который, правда, не состоит в партии, но близок к партии. По просьбе Политбюро Французской компартии до этой встречи было принято решение об организации выставки Леже. После того как состоялась встреча, откровенно скажу, мы так мучились с этим вопросом. Произведения Леже уже были привезены. Об открытии выставки знала мировая общественность. Если бы мы не показали произведения Леже, был бы просто скандал. Правда, мы разрешали привозить произведения похуже Леже, были в Москве выставки французская, американская, английская, кубинская. Если не пустили американцев с их работами, они бы ничего не дали нам выставить. Это будет взаимно. К нашему счастью, выставка Леже прошла без всякого интереса. При этом Бокье — второй муж Надежды Леже (оба французские коммунисты) — говорил мне, что когда они идут в числе посетителей выставки, то слышат такие высказывания, что им становится стыдно и они не могут признаться, что имеют отношение к выставленным работам[716].

Сама Екатерина Алексеевна рассказала о том, что в книге посетителей на выставке французской живописи появились хулиганские записи из серии: «Пришла на выставку, думала отдохнуть, а попала в рабочую среду. Врач-психиатр»[717].

Фурцева сочла целесообразным прямо признать:

— Может быть, мы неправильно поступили с выставкой Леже, но выхода не было. Будем надеяться, что таких выставок будет поменьше, но надо сказать, что наш народ очень хорошо разбирается [в увиденном][718].

В любом случае культурные связи с капиталистическими странами «при Фурцевой» продолжали расширяться.

М. М. Плисецкая обменивается рукопожатием с Н. П. Ходасевич-Леже. В центре — Е. А. Фурцева. 1968 г. [ЦГА Москвы]

Министр иностранных дел Франции М. Кув де Мюрвиль открывает выставку произведений западноевропейских художников из Лувра, галереи Бордо и других музеев Франции в Государственном Эрмитаже; слева — Е. А. Фурцева. 1965 г. [РГАКФД]

* * *

Руководство музейным делом было непростым в связи с масштабом проблем, подлежащих решению. Не успели Е. А. Фурцева, деятели партии и правительства, а также приглашенные иностранцы открыть в октябре 1967 года, к 150-летию Отечественной войны 1812 года, Музей-панораму «Бородинская битва», как в ночь на 27 июня 1967 года произошла трагедия. В Музее-панораме вспыхнул пожар. Следствием было установлено, что имел место поджог — диверсия. Указали даже место, откуда был брошен предмет, вызвавший пожар, — около макета сарая на «крестьянском дворе». Преступника установить так и не удалось. Сгорело две трети всей живописи панорамы Франца Алексеевича Рубо. Сохранился фрагмент, на котором были изображены французские войска (около 40 м длины холста). Картину от огня должен был спасти пенный состав, но для его приведения в действие требовалось спуститься на предметный план и, как оказалось, почти войти в огонь. Поэтому длительное время пришлось тушить пожар старый дедовским способом — водой из шланга. Предметный план, несмотря на тот факт, что источник огня был прямо на нем, почти не пострадал, поскольку его пропитали противопожарным составом. Помимо фрагмента удалось спасти еще три небольших живописных куска.

В работу активно включилась Фурцева. 7 июля «в связи с повреждениями, причинёнными панораме», она подписала приказ «О мерах по восстановлению панорамы „Бородинская битва“», в соответствии с которым Управление изобразительных искусств и охраны памятников (А. Г. Халтурину) обязывалось принять меры к восстановлению панорамы «Бородинская битва». Для подготовки рекомендаций по методике восстановления и для контроля за работами по восстановлению панорамы утверждалась специальная комиссия. Председателем специальной комиссии по восстановлению панорамы «Бородинская битва» был утвержден замминистра культуры СССР В. И. Попов, председателем реставрационной комиссии — А. Г. Халтурин.

Е. А. Фурцева приняла предложение Управления изобразительных искусств и охраны памятников о восстановлении панорамы «Бородинская битва» группой военных художников Студии имени Грекова. Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории по реставрации и консервации художественных ценностей (И. П. Горину) было предписано в двухнедельный срок произвести обследование панорамы и доложить о сохранности произведения.

Обязанности генерального подрядчика по восстановительным работам возлагались на Всесоюзный производственно-художественный комбинат (и его начальника В. Д. Косарева), который должен был в недельный срок представить предварительный сметно-финансовый расчёт по восстановительным работам.

Министр культуры СССР Е. А. Фурцева и президент Финляндской республики У. К. Кекконен с супругой после осмотра панорамы «Бородинская битва». 17 октября 1962 г. [ЦГА Москвы]

Планово-финансовое управление Минкульта СССР (Ф. П. Кузяев) обязывалось оказать Всесоюзному производственно-художественному комбинату временную финансовую помощь в размере 100 тыс. рублей сроком до 1 октября для обеспечения начала восстановительных работ[719]. В действительности в октябре все работы были уже закончены. В соответствии с полученным распоряжением А. Г. Халтурин представил график восстановления панорамы, конечной датой был определен красный день календаря — все работы предписывалось закончить к 7 ноября.

Несмотря на то что четвертым пунктом приказа Фурцевой было принято финансирование за счет средств Мосгорисполкома[720], воссоздание шедевра Рубо почти сразу было признано делом государственной важности. Вероятно, не обошлось без очередного звонка Генеральному секретарю ЦК КПСС. 11 июля 1967 года Госплан СССР выделил 417 400 рублей, из которых 353 тыс.