— Завоевать морской порт? Напасть на другую страну? Убить невинных людей? За какие из их действий они будут винить Господа?

Что-то в его напряженном тоне мне нравится.

— Им нужна я или камень, помещенный в мой живот.

— Да, но зачем?

— Хотела бы я знать.

Он смотрит прямо на меня.

— Они не получат вас, Элиза. Этому не бывать, пока я жив.

Он разворачивается и уходит по стене вниз, пока не исчезает в группе лучников.

С голубем приходит новое сообщение от Косме. Мои руки дрожат, когда я его разворачиваю, а Мара читает, стоя у меня за плечом.

Элиза,

Одна из частей южной армии Инвьернов присоединилась к походу на Бризадульче. Его возглавляют пять анимагов, тогда как только трое были посланы против южных владений. Думаю, они знают, где ты.

Мы продолжаем беспокоить армию с тыла, но из-за Заблудших это становится сложно. Они начали стрелять наших голубей. Это будет мое последнее сообщение.

Береги себя.

Косме.

С прибытием Инвьернов вражеский лагерь превращается в широкую ленту, лежащую в пустыне, как большая река. Эта река ширится до тех пор, пока не начинает выглядеть с самой высокой смотровой башни океаном копошащихся на песке мух.

Я провожу много времени внутри стены среди лучников, Божественный камень охлаждает меня, а я не могу отвести взгляда от странной картины под нами. Узкие бойницы скошены внутрь, что дает широкий обзор. Как и все, я гляжу наружу через бойницу, пока мои глаза не начинают слезиться от жары и яркого света, надеясь заметить в движениях противника хоть намек на план атаки.

Наконец анимаги показывают себя. Сначала я вижу их непривычно белые головы в рядах Инвьернов. Отделившись от армии, они встают лицом к нашим главным воротам. Их пятеро, как сообщила Косме, все они одеты в белые мягкие одежды, амулеты темнеют на груди каждого. Когда они поднимают глаза на стену — их Божественные камни — голубые глаза — меня пробивает ледяная агония.

— Ваше величество!

Я вглядываюсь в загорелое лицо капитана Лючио.

— Я в порядке, благодарю вас.

Я изображаю улыбку и выпрямляюсь, мои внутренности уже согреваются молитвой, полившейся из моего сердца с легкостью инстинкта. Теперь я могу молиться в любых обстоятельствах.

Я вспоминаю, что генерал говорил насчет ободряющих слов для короля, так что покидаю капитана и спускаюсь на дорогу, где мой супруг надзирает за сбором бочек воды.

Алехандро расслабляется, увидев меня. Он кладет руку мне на талию и прижимает к себе, но отдает комфорта он не так много, как получает.

— Опускающаяся решетка по ту сторону ворот защитит нас, — заверяет он меня. — Даже если они сожгут ворота.

Солдаты шагают мимо, даже не пытаясь спрятать ухмылки. Они не знают, что нам еще только предстоит разделить постель, и им нравится видеть, что их король обнимает королеву. Так что я обнимаю Алехандро, хоть и не могу придумать ободряющих слов.

За всю свою жизнь я еще ни разу не желала так сильно, чтобы моя неправота была доказана. Но на следующее утро, когда на утреннем пустынном солнце от наших вымоченных ворот поднимался пар, я понимаю, что анимаги атаковали точно так, как я говорила. Они стоят плечом к плечу, стройные словно пальмы, вне досягаемости наших стрел. Я молюсь неистовее прежнего, чтобы вдохнуть тепло в мои окоченевшие руки и ноги.

Пятеро других, босых и лохматых, выходят из толпы, чтобы встать лицом к лицу с анимагами, один против другого. Они опускаются на колени и запрокидывают головы. Раздается звук трубы, но более пугающий и плачущий, не похожий ни на один инструмент из тех, что мне доводилось слышать. Словно один человек, анимаги выхватывают огромные тесаки из-под своих прекрасных одежд. Я не вижу блика лезвий, касающихся плоти, но тела падают навзничь, и кровь, темно-красная и сверкающая на солнце, льется слишком быстро, исчезая в песке.

Амулеты на их шеях начинают сиять, отвечая жертве их собственного народа.

Божественный камень превращается в протыкающий меня ледяной нож.

Еще пятеро Инвьернов сдаются анимагам. И еще пятеро после них. Они продолжают бесстрастный процесс перерезания глоток до тех пор, пока двадцать пять тел не укладываются перед ними, кормя своей кровью магию, ползающую под землей.

Пять раз по пять.

Их амулеты сияют ярче.

— Больше воды! — кричу я, плюясь желчью. Не знаю, хорошо ли мой голос слышно в заполненной стене, поэтому я кричу снова: — Больше воды к воротам немедленно!

Я не слежу за тем, выполняет ли кто-то мою команду. Я снова припадаю к бойнице, и амулеты ослепительно сверкают в отдалении. Анимаги поднимают лица к небесам, их рты приоткрыты в экстазе. Мои ногти впиваются в песчаник все глубже, прямо у меня на глазах потоки яркого бело-синего света, сверкая, вырастают из амулетов и обрушиваются на ворота.

Чувствуется едкий запах дыма. Стены вокруг меня дрожат.

— Воды! — кричит кто-то, его крик подхватывают другие: — ВОДЫ! ВОДЫ!

Мучительные минуты проходят в чередовании ледяных сигналов и согревающих молитв, пока мы опрокидываем ведра, кастрюли, ковши в ответ на их колдовство. Наконец лучи света бледнеют и исчезают. Анимаги отступают, и живая стена Инвьернов поглощает их.

Крики радости сотрясают стену, как только что ее сотрясала магия. Я присоединяюсь к ликованию, я нужна им.

Лорд Гектор находит меня спустя мгновение.

— Ты думаешь, они атакуют снова? — шепчет он мне на ухо.

— Да. Они отдохнут. Потом найдут еще двадцать пять добровольных жертв и придут к нам снова.

Он так крепко стискивает мое плечо, что я вскрикиваю.

— Элиза, ты не должна быть здесь. Там, наверное, черная дыра на воротах размером с герб Алехандро. Мы можем выдержать еще три атаки, не больше.

— Но я королева! — протестую я. — Я должна быть здесь, чтобы…

— Ты сама сказала, они не должны найти твой Божественный камень. Ты видела, что они сотворили, имея всего пять?

Я вздыхаю и киваю.

— Хорошо. Я найду кого-нибудь, кто проводит тебя обратно. Будь готова к эвакуации через туннели, если стену сломают.

— А… Алехандро?

— Я постараюсь уговорить его вернуться, так что наблюдай за ним. Он все равно здесь только мешает.

Только напряжение битвы могло заставить его сказать это вслух. Его глаза вспыхивают удивлением и сожалением, но я кладу ладонь ему на плечо, благодарная за его откровенность.

— Гектор, береги себя.

Но вместо того, чтобы отправиться в свои покои, я бегу в монастырь, чтобы увидеть отца Никандро.