Нет, это была не любовь. Или, по крайней мере, она не думала, что это любовь. Потому что любовь никогда не сравнивает. Любовь не сопоставляет свой предмет с чем-то еще. Эстер продолжала думать о последнем ребенке. Она знала, что этот младенец отличается от предыдущего, что у него свои потребности и все остальное. Несмотря на то что тот все время болел, ей все равно казалось, что он был лучше. С этим не было никаких особых проблем. Он был большим и сильным, как и положено здоровому младенцу. Но Эстер ничего к нему не питала. Почему так?

Она где-то читала, что такое иногда случается: некоторые матери не устанавливают связь со своими детьми и отвергают их. Они впадают в депрессию и ничего для них не делают. Наверное, с ней происходит то же самое. Возможно, она отвергает эту девочку. Возможно, она ошиблась, когда решила не оглядываться назад, и прошло слишком мало времени после последнего ребенка. Возможно. А может быть, ей просто стало неинтересно. Надоели все эти дети, и настало время заняться чем-то другим.

Она раздумывала над этим, глядя в экран телевизора. Показывали последние новости. Эстер внимательно следила, не скажут ли там что-нибудь еще. Похоже, что-то произошло, потому что репортер выглядел еще более серьезным, а перед камерой снова выступал приятного вида полицейский, который ей нравился. Впрочем, она не могла понять, что они говорят.

Зазвонил телефон. Эстер не любила отвечать на звонки, поэтому закрыла глаза и позвала своего мужа. Попросила его взять трубку. Он не ответил, а звонки не прекращались. Ей пришлось сделать это самой.

Она неохотно прошла через комнату и подняла трубку. Послушала.

Звонок предназначался ей. И новости были плохие.

Разговор закончился. Она положила трубку и осталась стоять. Ее как будто ударили. Нанесли удар кулаком в лицо. И этот удар не просто причинил ей боль, он пошатнул ее мир, сдвинул его со своей оси. Приходя в себя, она закрыла глаза. Затем снова открыла их. И в этот же миг мир изменился.

Голова ее кружилась, мысли путались. Она посмотрела на телевизор, продолжавший выплевывать новости. Но это казалось уже не таким важным и реальным, как то, что происходило здесь. Она почувствовала, что плачет. Она почувствовала, что кричит. Она делала и то и другое одновременно. Это разбудило ребенка и заставило появиться ее мужа.

Заткни ему рот, женщина. К чему весь этот чертов шум?

— Они взяли ее.

Кого?

— Они… они взяли ее. Они знают о младенцах. А это значит, что теперь придут за нами…

А ну-ка рассказывай.

Она рассказала ему. Рассказала все. Откуда взялся этот список, кто его составлял. Он слушал ее молча. Дурной знак.

Я знал это. Неужели ты действительно думала, что я этого не знаю? Ты считала себя очень умной, скрывая это от меня, но я все знал.

— Но почему же ты тогда ничего мне не сказал?

А зачем? Все было так, как ты хотела. И как хотел я.

— Но ведь это…

Уже не имеет значения.

Она испытывала облегчение от того, что он на нее не сердится. Но теперь это было неважно. Она чувствовала, что начинает паниковать.

— Тогда… мы должны что-то делать.

Он не ответил.

— Я говорю, мы должны что-то делать.

Снова начал плакать ребенок. Эстер не обращала на него внимания. Это сейчас было важнее.

— Мы можем убежать, — сказала она. — Уехать куда-нибудь, где они нас никогда не найдут. Возьмем с собой ребенка. Будем настоящей семьей.

Ответа не последовало.

— Ну скажи что-нибудь! Скажи, что мне делать!

Телевизор продолжал работать. Он молча уставился на экран, стараясь сосредоточиться и решить, каким должен быть следующий шаг. Новости. Перед камерой все еще говорил тот полицейский приятной наружности. Затем картинка поменялась, и появилась женщина, которую показывали прошлым вечером. Та самая, которую он встретил перед «Центром досуга». Красивая. И беременная. Он подумал, что она опять говорит то же самое, когда сообразил, что это показывают запись вчерашней передачи. Он следил за тем, как двигаются ее губы. И улыбался. В голове его уже складывался новый план.

Все охотники нуждаются в стратегическом плане. Особенно в том, что касается отступления.

Он надел шинель и вышел на улицу.

У него была своя работа.

Фил остановил «ауди» на парковке, вышел из машины, захлопнул дверь и запер ее на ключ. Потом прислонился к автомобилю и, закрыв глаза, тяжело вздохнул. Клейтон Томпсон. Его сержант. Убит.

Он помотал головой, сам толком не зная, зачем это делает: то ли до сих пор не веря в случившееся, то ли чтобы прогнать из головы картины того, что увидел в квартире Клейтона. Наверное, и то и другое одновременно. Его сержант, тот самый, который донельзя раздражал его, но которого он почему-то все-таки считал славным парнем, скорчившись лежал на полу своей квартиры. Стены и пол были в его крови, хлеставшей из тела, когда он боролся со смертью, сражался за свою жизнь. Все напрасно.

В расследовании каждого убийства, в котором Филу приходилось принимать участие, наступал момент, и частенько это бывало после хорошей выпивки, заставлявший его задуматься над глобальными вопросами. Жизнь и смерть. Человеческая природа. Для чего мы находимся здесь. Господь и божественное предназначение против слепой эволюции. Он всматривался в лица родственников жертвы, видел, как они борются за то, чтобы заполнить пустоту, оставленную смертью любимого человека, и понимал, что они думают об этих же вещах. А если погибший был одиноким и не оставалось никого, кто любил бы его или горевал о его кончине, с чем Филу также приходилось сталкиваться, размышления эти только усугублялись.

Он регулярно проходил через это. И никогда не находил ответов, не выносил обвинений и не делал выводов. Но в эти ночи, наполненные одиночеством и алкоголем, ему казалось, что умершие взывают к нему. Просят его стать их заступником, отомстить за их смерть, принести мир и спокойствие в их семьи. На следующий день обычно наступало протрезвление, он возвращался к своей жизни, к своей работе. Рассматривал предыдущую ночь просто как спровоцированные выпивкой темные фантазии. А после этого в большинстве случаев находил убийцу. Раскрывал преступление. И призраки исчезали.

Но он никогда не был уверен в том, что они ушли окончательно. Потому что, когда происходило следующее убийство, они возвращались, и их было уже на одного больше. А теперь, помимо всех этих беременных женщин, к ним присоединится еще и Клейтон. И вместе с этими тремя жертвами будет умолять Фила помочь им, отомстить за них. Он знал это.

Он открыл глаза. Здание управления находилось прямо перед ним. Снова и снова он прокручивал в уме все эпизоды расследования. Перепроверял каждое слово Клейтона, каждый его взгляд. Пытался найти что-то, какую-то подсказку или знак, которые могли бы рассказать, что происходит. Но не нашел ничего. У Фила было ощущение, будто его сердце привязали цепями вины и раскаяния к камню и бросили в Колн. И это путешествие, из которого нет возврата, неминуемо закончится на дне. В то же время он чувствовал знакомые стягивающие грудь путы, которые постоянно носил с собой, словно невидимого удава-душителя, время от времени напоминавшего о своем существовании.