из которой он давеча вкушал ароматное и терпкое вино. Поодаль лежали короткий акинак и другое оружие.

— Я пришёл, Араксай, — тихонько произнёс Павлик. — Я выполню своё обещание. О тебе снова заговорит, если не весь мир, то вся Россия точно.

Чуть заметное дуновение тёплого ветерка колыхнуло волосы на виске парня. Посчитав это одобрением старого скифа, он начал собирать золотые предметы в мешок. Света от свечи явно не хватало и приходилось напрягать зрение в полутьме. «Сейчас бы сюда металлоискатель или, на худой конец, пинпоинтер», — помечтал он. «Работа была бы более основательная и продуктивная. А так мелкие детали, типа бусинок, пронизок, можно и пропустить, не заметив». Все мелкие предметы Павлуха складывал в большой красивый золотой сосуд, вроде крынки. Те, что покрупнее, сразу в мешок.

Поиск в полумраке без прибора занял около полутора часов. За это время Пашка обследовал все помещения, включая и то, где нашли упокоение средневековые разбойники. Два увесистых мешочка с польским златом-серебром он сунул отдельно, имея на них свои планы. Эти богатства не входили в перечень сокровищ Араксая, и он решил распорядиться ими по своему умыслу. Особой исторической ценности они, на его взгляд, не представляли, а вот материальную явно имели и, причём, весьма немаленькую. Поэтому было решено припрятать их до поры до времени. Авось в будущем пригодятся. Оружие разбойников он трогать не стал, разумно прикидывая не смешивать его со скифским добром и не мозолить глаза вышестоящему начальству, вызывая ненужные и неудобные вопросы. Когда поиск и упаковка ценностей были завершены, Павлик ещё с пару минут постоял перед костями старого скифа, мысленно благодаря его за подаренную новую жизнь. Затем забрал свечу и полез обратно к выходу.

На этот раз никаких осложнений не возникло. И через несколько минут Павлуху встречали весь изведшийся Орешкин в окружении изрядно волнующихся улан. Увидев раскрытый Пашкин мешок, они не смогли сдержать удивления и восхищения древними сокровищами. Даже капитан в итоге согласился, что полковник не зря рисковал своей жизнью, доставая такую красоту. После беглого осмотра содержимого мешка при дневном свете Павел скомандовал отбытие на квартиры. Прибыв в часть, немедленно вызвал писаря, велел принести полковые весы, которые использовались для взвешивания продуктов, освободил от текущей работы Орешкина и весь вечер и большую половину ночи они втроём взвешивали, описывали и нумеровали находки. После чего здесь же, втроём, раскупорили пару бутылочек бургундского и обмыли успешно проведённое дело. Слегка припив, Павлуха не удержался и рассказал капитану (писарь к этому времени уже отправился почивать к себе в избу) про загадочную и неправдоподобную историю со скифским царём Араксаем, который помог воскресить его и забрать золото на благое дело. Изрядно захмелевший Орешкин очень заинтересовался произошедшим, но помочь в определении данного события ничем не смог, философски сославшись на известные русские поговорки «пути Господни неисповедимы» и «всякое бывает». А затем тоже рассказал пару интересных историй с мистическим уклоном, произошедших с его знакомыми на Крымской войне. Спать легли уже под утро.

____________________________________________________________

[1]Канули в Лету — преданы забвению, исчезнув навсегда. По наименованию реки Леты, протекающей в подземном царстве Аида — древнегреческого бога смерти. По местным повериям тот, кто её пересёк, забывал о прежней земной жизни.

Глава 30

Назавтра Павлик, оставив за себя капитана, вместе с Сотниковым и десятком улан отбыл в Вильно к генерал-губернатору, захватив с собой найденное скифское сокровище. Муравьёв был занят на совещании с представителями Его Величества Императора Всероссийского и смог принять лишь ближе к вечеру. А увидев привезённое уланами добро, обомлел и начал расспрашивать подробности данного предприятия. Павел, весьма довольный собой, подробно описал всё произошедшее, лишь умолчав о встрече со скифским царём. А то мало ли что может подумать вышестоящее руководство об уме и рассудке подчинённого. Лишь кратко сказав, что когда был в беспамятстве между жизнью и смертью, привиделся ему старый воин, назвавшийся Араксаем, царём скифов. Вроде как обозначив чьё это богатство. Муравьёв, немало восхитившись сему делу и не откладывая его на утро, послал двух вестовых доложить о столь славной находке. Одного в Петербургскую академию наук, а другого — лично Государю Императору.

Пашка, как обычный обыватель XXI века, был немало поражён размахом деятельности Муравьёва и его умением мыслить и руководить столь глобально. Пришлось засидеться у правителя Литвы до утра, вместе с ним заново осматривая все экземпляры находок. После того, как всё найденное тщательно упаковали и опечатали личной серебряной печатью губернатора, Староглядов, верный своему обещанию, попросил Муравьёва проследить, чтобы на выставке экспонатов было указана следующая надпись: «Сии вещи принадлежали могущественному царю скифов Араксаю, сыну царя Агаэта, победителю грозных киммерийцев». Генерал-губернатор, кстати, весьма начитанный и сведущий в исторических делах, пообещал так и сделать. Покемарить пару часов Муравьёв любезно предложил в своём флигеле, а на утро, Пашка не выспавшийся, но довольный успешно реализованным делом, отбыл в полк.

Безсон, отдохнувший и посвежевший, планировал переход в своё изначальное измерение, откуда, непосредственно, прибыл. С минуты на минуту должна была открыться новая информация по следующему звену цепочки, которому передали золотые монеты. Он был почти уверен, что им окажется жена этого вора. Сие было логично. Кому ещё передать деньги как не супруге, хранительницы домашнего очага у людей. Значит, следующей жертвой будет она. Кажется, Марина. Демон довольно ухмыльнулся, откинувшись назад. Но без официального подтверждения трогать её было незачем. Всё должно быть исполнено точно по давно заведённым правилам. Странно, что информация почему-то запаздывала. Обычно такого не случалось. Списав задержку на разницу в измерениях, кладовик прикрыл глаза и погрузился в своего рода демонскую медитацию.

Вечерело. Пересвет, сидя за столом, накрапывал наброски ко второй монографии. Время тянулось медленно и вязко. Мысль не шла, все думы были о монете. Когда она, наконец, соизволит показать Староглядова. Времени прошло уже порядочно с момента его переброски. «Как он там себя чувствует, в XIX веке? Вообще, живой ли или Безсон уже сумел до него добраться?» Усилием воли он снова заставил себя думать о работе. Налил стакан чая, чтобы хоть как-то сосредоточиться. Но чаепитие навеяло философское настроение. Выключив свет, молодой учёный вышел на лоджию подышать свежим воздухом и проветрить голову. Сел на маленький диванчик-канапе, задумался. Сквозь свои мысли не сразу обратил внимание на