За дверью тишина. Может, пленник слушает нас? Я оглядываю – украдкой, словно боюсь оскорбить своим любопытством, – диски Илиана, гитары Илиана, ноты Илиана. И до боли сжимаю кулаки, зубы, сердце. Только теперь начиная понимать, что́ украл у него Улисс.

Куда больше, чем песню. Куда больше, чем богатство.

Взгляд скользит по комнате, и в паре метров от себя я вижу колонку, на которой стоит тяжелая мраморная пепельница. Удастся ли мне соскочить с высокого стула, схватить ее и запустить в эту жирную физиономию? Улисс разглядывает постер с Дж. Дж. Кейлом, висящий за моей спиной, и ничего не замечает.

– Илиан, знаешь ли, был способный малый. Нет, даже больше чем способный. Я, конечно, слегка преуменьшил его талант, когда мы десять дней назад говорили о нем в Лос-Анджелесе, но сейчас могу тебе признаться: он был гений. Мне даже кажется, что ты и влюбилась-то в него, потому что он был гений. Скажу прямо, дорогая: если бы ты осталась с ним, он сочинил бы еще много песен – для тебя. Песен, которые рано или поздно прославили бы его. – Пауза. Улисс не смотрит на меня, его взгляд блуждает от постера к постеру. Монтрё, Талса, «Батаклан», «Уэмбли», «Олимпия»[129].

– Вообще-то это ты его бросила. Сделала из него неудачника. Он был слишком робким, чтобы добиваться славы, но в глубине души надеялся на признание. И он его получит! Благодаря мне!

– Это ты его убил?

Толстяк улыбается. Он достиг своего: я все-таки не выдержала. Рука с револьвером опускается на колено, а мой высокий стул наклоняется, еле заметно, и моя рука ползет по барной стойке к пепельнице.

– Да, Натали, я… Из-за тебя. Когда ты позвонила мне, вернувшись из Монреаля, я был не в Лос-Анджелесе, а в Париже – обсуждал права на перевод этой проклятой песни. Твой вызов мне просто переадресовали. Вот тогда я понял, что нужно спешить. Ты хотела поговорить с Илианом, притом срочно, ничего мне не объяснив. И я сразу подумал, что ты услышала по радио про Tribute for Indonesia[130]. Тогда ты еще ни в чем не подозревала меня, но вы с Илианом наверняка поняли бы, откуда что взялось. В любом случае счетчик уже включился. Даже если бы я ошибся, даже если ты еще ничего не знала о песне, вы со дня на день могли ее услышать. Все было очень просто, Натали, – эту песню знали всего два человека, и эти двое могли меня разоблачить. Илиан и ты…

Теперь стул держится всего на двух ножках, а рука проползла еще несколько сантиметров в сторону пепельницы. Улисс этого не замечает, его взгляд устремлен на красную кепку Илиана. Я заговариваю с ним – мягко, стараясь не отвлечь от созерцания, чтобы он не перевел взгляд на меня:

– Значит, это ты пытался убить меня в Сан-Диего? Ты заплатил этим типам, чтобы они заставили меня молчать?

Утробный смех сотрясает жирное тело, рука расслабилась и почти не держит револьвер, лежащий на коленях.

– Н-да, номер не удался… Как видишь, не удался. Они должны были следить за тобой, улучить момент и напасть якобы как простые грабители. Но эти кретины все испортили.

Испортили? Я вспоминаю, как лезвие ножа вонзается в шею Флоранс, как Жан-Макс таранит «шеви» «бьюиком», как улепетывают Робусто и Леденец. Значит, все это подстроил Улисс! Его признания объясняют лишь часть интриги, но не проливают свет на остальное – непостижимое, сверхъестественное, на эти таинственные совпадения. На камень времени. Нет, об этом потом, позже. Главное сейчас – расквитаться с этим чудовищем. Еще немного наклонить стул, одним движением схватить пепельницу и раскроить ему череп. Этот мерзавец как будто не опасается меня… Ушел в свои воспоминания и вот-вот задремлет, как сытый кот.

Теперь или никогда.

Стул падает, вместе со мной. Вскакиваю на ноги, выпрямляюсь и хватаю мраморную пепельницу. Но метнуть ее в Улисса не успеваю: его револьвер снова нацелен на меня. Оказывается, кот не дремал.

– Спокойно, спокойно, красавица моя!

Пепельница выпадает у меня из руки.

– Не бойся, Натали, я все проделаю чисто, не как те кретины в парке Чикано. Это будет похоже на несчастный случай. Ты ничего не почувствуешь.

Кряхтя, он встает с дивана, следя за тем, чтобы револьвер был все время направлен на меня. Прямо на меня. Благодушный кот превратился в садиста и наслаждается игрой со своей добычей.

– Ах, знала бы ты его получше, своего Илиана… Он был не из тех, кто содержит дом в порядке, сама видишь. Ничего не умел смастерить, исправить. Артист… что с него взять? Скольких мелких бытовых неприятностей можно было бы избежать, не будь он таким растяпой. Вот, например, небольшая утечка газа, которую никто не замечал и которая увеличилась, пока он лежал в больнице. Или оголенная проводка. А в результате стоит кому-нибудь нажать на звонок у входной двери, и – бум! – короткое замыкание, и дом взлетит на воздух. А потом в развалинах найдут тело его любовницы. Вот так сюрприз! Голубки-то были хитры – кто бы мог заподозрить, что они здесь милуются, через двадцать-то лет!

Жирный кот прямо-таки мурлычет от удовольствия. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не броситься прямо ему в пасть. Пусть лучше застрелит меня в упор, лишь бы порушить его великолепный злодейский план. А этот мерзавец, продолжая целиться в меня, шарит в моей сумке, вынимает из нее мобильник и улыбается при виде черной ласточки, нарисованной на розовом корпусе.

– Как ты думаешь, Натали, кто первым бросится к тебе на помощь? Твой верный муж? Твоя старшая дочь? Или младшая? Кто первым нажмет на дверной звонок – после того, как все они получат одну и ту же паническую эсэмэску с указанием этого адреса?

Я испепеляю его взглядом:

– Ты сумасшедший!

– О нет! Богатый – да. Жадный – да, если хочешь. Бессердечный. Амбициозный. Но не сумасшедший! Ну-ка, иди туда! – И он указывает револьвером на одну из дверей. Ту самую, в которую кто-то скребся.

Я делаю несколько шагов, нажимаю на ручку, открываю дверь – и тут же захлебываюсь кашлем от удушливого запаха газа.

Но меня больше пугает не это.

Я подавляю рвотный позыв.

В комнате стоит кровать, а на ней – тело. Тело, которое я узнаю.

Шарлотта.

Связанная. С кляпом во рту.

Улисс толкает меня в спину, я замечаю на паркете маленький камешек, задеваю его ногой, и он летит под кровать. Мой камень времени?

Я оборачиваюсь. Улисс стоит на пороге, заполнив собой весь дверной проем. Его револьвер по-прежнему нацелен на меня.

– Что она здесь делает? Ты… Ты ее…

– Нет, уверяю тебя, она просто слегка задохнулась, оттого что двигалась. Брызнешь ей воды в лицо, похлопаешь по щекам, и она очнется. А меня извини, я должен вас оставить. Мне пора в больницу, к Илиану. Буду сидеть у его постели, пока все не кончится.