Потому что никто нас не ждет за этими закрытыми ставнями. Но я все же уточняю еще раз:

– Значит, это здесь жил Илиан?

Улисс делает вид, будто не слышит, и продолжает что-то искать. Почему он молчит – сердится на меня? Он ведь был «крестным» нашей любви. Пропустил нас на концерт «Кью» в Монреале, просил меня никогда не расставаться с Илианом. Вспоминаю его обвинения в Лос-Анджелесе. Значит, все это из-за меня? И несчастный случай на авеню Терн. И работа Илиана «за жилье и стол». И эта жалкая лачуга…

– Да, здесь… – отвечает наконец Улисс.

По радио диктор начинает восторженно вещать о грандиозном концерте на стадионе «Уэмбли», который состоится нынче вечером, еще более важном, чем Live Aid в 1985 году[125]. В нем примут участие все самые известные рок-звезды. Я отстегиваю ремень безопасности, берусь за ручку дверцы, чтобы выйти из «мерседеса», и тут Улисс хватает меня за руку и прибавляет звук. Я понимаю, что он хочет заставить меня слушать радио.

Какого черта?!

Три фортепианные ноты.

И у меня замирает сердце.

Три ноты, которые я узнала бы среди тысяч других.

И кто-то у меня в голове кричит: это невозможно!

Голос неизвестной мне звезды запевает первые слова:

А я зачарованно перевожу их:

Да нет же, меня просто обманывает слух, в мой мозг попадает искаженная информация! То, что я слышу, не имеет никакого смысла. Это же слова нашей песни, той, которую Илиан сочинил для меня в отеле Great Garuda, в Джакарте! И только я одна знаю ее – эту песню, навсегда запечатленную в глубинах моей памяти. Эта мелодия, эти слова… они не могут звучать по радио!

А Улисс все еще копается в бардачке. Он сидит спиной ко мне и, не оборачиваясь, спрашивает:

– Ты так и не поняла?

– Не поняла… чего?

Я закрываю глаза…

…и продолжаю переводить английские слова, доносящиеся из приемника:

Мои слова. Наши слова. Украденные… Опошленные…

– Мне очень жаль, – шепчет Улисс. – Все эти годы я пытался сохранить тайну. Но плотина рухнула. Я не мог предвидеть… Это цунами, эта песня, из которой проклятые рок-звезды сделали свой гимн, свой «вклад в помощь Индонезии»… Его подхватили все каналы на радио и крутят с утра до вечера. Кто мог такое предугадать?!

– Что за тайна, Улисс?

– Только три человека были в курсе, Натали. И двое уже не заговорят. Осталась одна ты.

Ничего не понимаю – какая тайна? А песня продолжается:

– Что ты скрываешь от меня, Улисс?

– Входи, входи в дом Илиана. Там я тебе все объясню!

Во мне вскипает гнев. Я пытаюсь перекричать музыку, заглушить слова, которые сводят меня с ума.

– Нет, Улисс, я не выйду из машины, пока ты не объяснишь мне, в чем дело. Здесь же! И сейчас!

И тут я слышу смех Улисса – слегка наигранный смех, в котором звучит презрение. Он наконец распрямляется, найдя то, что искал.

И я не верю своим глазам.

Улисс целится в меня из револьвера.

Как только я отворяю дверь и вхожу в дом Илиана, слезы мгновенно затуманивают глаза. Я оглядываю комнату, каждый ее уголок, на минуту забыв об оружии в руке Улисса. И пытаюсь ответить на нахлынувшие вопросы. Зачем Улисс заманил меня сюда? Чтобы раскрыть какую-то тайну? Чтобы убить?

Комната невелика – примерно метров двадцать. Кухонный уголок, барная стойка, продавленный диванчик, покрытый легкой оранжевой тканью. И меня пронизывает щемящее чувство: да, Илиан действительно жил здесь!

Этот домик в Шаре чем-то похож на самого Илиана: скромный, банальный фасад – чтобы надежнее скрыть все своеобразие его личности. Эта комната – его музей.

Я обвожу взглядом постеры, развешенные на стенах. Дж. Дж. Кейл в Талсе, Стиви Рей Вон в Монтрё, Лу Рид в «Батаклане»[126], коробки с виниловыми пластинками, CD-проигрыватели, гитары, прислоненные к стенам или к кухонной перегородке, кучи нот, разбросанных по столу, стопки пластинок с фолк-роком на стуле и, наконец, красная клетчатая кепка на крючке у двери, словно Илиан выглянул из дома на несколько солнечных минут и вернется, как только небо передумает и затянется тучами.

Да, Илиан укрывался здесь. Чтобы наслаждаться страстью к музыке. Чтобы слушать чужую музыку и играть свою, сочиненную без посторонней помощи.

Улисс знаком велит мне сесть на один из барных стульев. Выпить он не предлагает. Сам же удобно располагается на диванчике с ярким покрывалом. Теперь ни одна капля пота не увлажняет его лицо – волнения как не бывало. Он выглядит куда более спокойным, чем в «мерседесе», как будто, скинув маску продюсера-покровителя, освободился от какого-то гнета. Но револьвер по-прежнему нацелен на меня.

– Я сделал все возможное, чтобы этого не случилось, Натали. Надеялся, что тайна не выплывет наружу. Так оно и было, на протяжении многих лет. Так должно было продолжаться.

Подавшись вперед на своем насесте, я устремляю на него презрительный взгляд. Странное дело: даже под дулом револьвера я чувствую себя сильной. Однако через какую-то секунду что-то отвлекает меня. Вижу три закрытые двери. Куда они ведут – в ванную, в спальню, в другую комнату? Илиан… разве он жил здесь не один? Мне не терпится встать и обследовать дом. Догадываюсь, что Улисс ждет от меня вопросов, но такого удовольствия я ему не доставлю. По крайней мере, в эту минуту. И я молчу. Улисс явно удивлен. Усаживается на диване поудобнее и продолжает свой монолог: