– Мы уже потеряли несколько орудий!

– Как так, мы ведь отбили их?

– Московиты успели их заклепать.

– Проклятье! Но все равно, другого выхода нет, если ваше высочество не собирается прекратить сегодняшнее сражение!

– Ни за что!

– Тогда я прикажу де Мару вывести всю нашу артиллерию в поле, и пусть пехота прикрывает их, но не подходит к противнику на картечный выстрел.

– А если московиты снова атакуют?

– Тем лучше, раздавим их прямо в поле, пусть только выйдут из своих нор!

Получив приказ, де Мар приказал выводить оставшиеся пушки на позиции, а сам направился к только что отбитым орудиям. Как и ожидалось, московиты сделали все, чтобы привести их в негодность. В стволы двух самых больших они напихали как минимум четверной заряд пороха и, отступая, подорвали его. Стволы орудий не выдержали и разорвались. К счастью, пороху им удалось захватить не так много и на остальные орудия его не хватило. Поэтому их просто заклепали специальными гвоздями. Внимательно осмотрев пушки, француз на минуту задумался, а затем приказал подать порох. Заложив в одну из них полуторный заряд, он лично забил оставшуюся часть ствола сухой землей, заложив в полученную пробку жгут из натертой порохом тряпки. Приказав всем убираться подальше, де Мар поджег получившийся фитиль и отпрыгнул в сторону, зажав уши руками. Многострадальная пушка рявкнула, но уцелела, а вот гвоздь, забитый в запальное отверстие, вылетел.

– O la-la! – воскликнул довольный галл. – Пусть эти варвары не думают, что они самые умные! Все видели, что надо делать? Выполняйте, у нас еще много работы.

Таким образом вскоре удалось вернуть боеспособность еще четырем орудиям, и они вместе с еще десятком доставленных из лагеря снова принялись обрабатывать русские позиции. Впрочем, вскоре выяснилось, что вывести в поле артиллерию было не самым лучшим решением. Как оказалось, по крайней мере некоторые орудия противника, несмотря на не слишком большой калибр, вполне способны посоревноваться со своими польскими визави в дальнобойности. Чугунные ядра московитов успели разбить две польские пушки и покалечить нескольких артиллеристов, прежде чем случилась новая напасть.

Не иначе как по наущению нечистого, мастера этого проклятого герцога ухитрились изготовить полые ядра и начинить их порохом. Убедившись, что от обычных ядер мало прока, московиты принялись стрелять этими бомбами. Подобной подлости польские артиллеристы не ожидали, и когда русские гостинцы принялись рваться рядом с ними, ответная стрельба почти прекратилась. Правда, эти снаряды давали не слишком много осколков и эффект от них был скорее психологическим, но лишь до тех пор, пока одна из бомб не влетела в сложенные рядом с пушками запасы пороха. Оглушительный взрыв сбил с ног всех находившихся рядом, и артиллерийские позиции заволокло дымом.

– Да что же это такое! – в отчаянии воскликнул Владислав. – Что бы мы ни сделали, все идет на пользу этому дьяволу в герцогской короне!

– Не все так плохо, – буркнул в ответ стоящий рядом Казановский, – посмотрите, сбылась ваша мечта. Иоганн Альбрехт выходит из своих укреплений.

– Слава богу!

– Слава богу? Да вы что, ничего не понимаете?! Посмотрите вокруг, ваше высочество. Пушки герцога палили не смолкая, и вы еще верите в то, что у него нет пороха? Он уже разгромил нашу пехоту, уполовинил несколько казачьих хоругвей и практически лишил нас артиллерии!

– Ничего! Пусть только выйдет – и мы отплатим ему за все разом. Крылатых гусар будет вполне достаточно, чтобы втоптать в пыль его армию.

– Вы всерьез думаете, что он вышел, чтобы доставить вам удовольствие, дав себя разгромить?

– Замолчи, Адам!

Когда над польскими позициями взметнулись клубы дыма, я приказал своим войскам переходить в наступление. На сей раз первыми в поле вышли драгуны и быстро поскакали к замолчавшим вражеским батареям. Затем пошли немецкие и русские пехотинцы из солдатских полков, или полков нового строя. Следом самые сноровистые артиллеристы покатили полевые пушки. И, наконец, в последних рядах пошли рейтары и стрельцы стремянного полка.

Увидев это, обрадованный Ходкевич тут же начал готовить атаку. Раз уж спешенным казачьим хоругвям удалось практически дойти до московитских укреплений и почти взять их, то в чистом поле великолепную польскую конницу никто не сможет остановить! Правда, у этих еретиков много пушек, но это значит лишь, что они скоро расстреляют остатки своего пороха, и их можно будет брать голыми руками. Снова запели трубы, зовущие товарищей в атаку, снова загудела земля под копытами их чистокровных коней. Бок о бок, стремя к стремени, выравнивая на ходу ряды, покатилась стальная лава. Не многие гусары сумели сохранить целыми свои пики в прошлой атаке, и некогда было заменить их новыми из обоза. Но в чем у поляков никогда не было недостатка, так это в храбрых сердцах!

Польская батарея за сегодняшний день уже переходила из рук в руки. Прикрывающая ее выбранецкая пехота была слишком потрепана и деморализована в предыдущих атаках и потому побежала, едва завидев приближающихся драгун. Большая часть пушкарей последовала за ними, и только вконец разъярившийся де Мар с несколькими своими соотечественниками дрались до конца, ухитрившись дать залп практически в упор. Однако удержать порыв русских и немецких драгун у них не получилось. Влетев на батарею, те в мгновение ока вырубили ее защитников, и если бы не Панин, неведомо как сообразивший, что этот человек с безумными глазами – офицер, де Мара непременно постигла бы та же участь. Распорядившись связать брыкающегося пленника, Федор приказал готовиться к отражению атаки. Отдав своих лошадей коноводам, драгуны заняли позицию и приготовились ее защищать. На их счастье, Ходкевич не стал посылать против так дерзко вырвавшихся вперед драгун своих гусар, а приказал отбивать пушки легкоконным валашским хоругвям. Тем не менее бой получился тяжелым.

Русские и немцы, устроив из захваченных повозок и поврежденных лафетов импровизированную баррикаду, встретили своего противника дружными залпами из ружей и нескольких захваченных ими пушек. Причем некоторое количество стрелков рассыпались вокруг позиции и вели огонь по противникам из-за неровностей местности. А если тем все же удавалось прорваться, их встречали острия багинетов. Впрочем, стрельба была настолько плотной, что большинство атак драгуны отбили, не доводя до белого оружия.

Тем временем гетман повел в атаку своих крылатых гусар. Он прекрасно видел, что солдаты герцога тащат с собой несколько пушек, но счел, что они не смогут удержать польскую конницу. И действительно, казалось, что никакая сила не сможет удержать эту величественную массу, катящуюся вперед как морская волна и сметающую рискнувшие стать на ее пути песчинки. Однако на сей раз волне пришлось бить не по песку, а по камню! Прекрасно вымуштрованные пехотинцы стали на их пути подобно незыблемым утесам, а залпы пушек и мушкетов били наотмашь, как гигантские кувалды. Но самое главное, всякий раз, когда гусары приближались к вражескому строю, на их пути оказывались рогатки или, как их еще называли, испанские козлы, вытащенные вперед проворными пехотинцами. Тех немногих, кому удавалось преодолеть эти заграждения, тут же поднимали на острия пик. А тех, кто упал с коней, добивали из пистолетов или рубили тесаками ловкие ребята, передвигавшие по полю рогатки. Впрочем, Ходкевича было не смутить этой тактикой. Попеременно бросая в бой то гусарские, то казачьи хоругви, он ждал, когда наступит подходящий момент. Наконец, он решил, что пора пришла. Когда очередной наскок был отражен, польская конница, повинуясь его приказу, бросилась назад, имитируя бегство. Вот сейчас этот мекленбургский выскочка обрадуется и пошлет пехотинцев в атаку, смешав ряды, а тогда стальная гусарская лавина сметет его воинство, как это бывало раньше под Киргхольмом или Клушино!