Только в самолете Константин с облегчением вздохнул, избавившись от назойливого женского общества. Он четко знал то место, откуда должен начать поиски. Причем он был уверен, что поиски не затянутся, так как его действия немедленно должны привлечь внимание как друзей, так и врагов.

Размышления Рокотова прервал мелодичный голосок экскурсовода Кати:

— …а также осмотрим старый кожевенный завод и самую настоящую кузницу.

А кузница работает? — поинтересовался любопытный японец.

Катя улыбнулась:

Еще как! Пышет жаром… Вы убедитесь в том, что тамошние мастера сумели до наших дней сохранить традиции кузнечного дела. Вам предстоит увидеть, как из куска железа рождаются косы, топоры и даже ножницы.

Японцы оживились. Группа отошла от автобуса и двинулась по брусчатке, с непривычки спотыкаясь на неровной мостовой.

Константин терпеливо следовал за своей группой. Катя бросала на него любопытные взгляды. В другое время Рокотов обратил бы внимание на светловолосую девушку — дочь северной России, но обстоятельства не позволяли. Внутри него росло напряжение. «Признаки», лежавшие в мешочке, который висел у него под свитером, буквально жгли его. Голову мучили мысли: а не шутка ли все это? Неужели древние предки просто решили так вот позабавиться? Уж больно чудные они, эти «признаки» …

Наконец, подошли к реке со смешным названием Кудымча. Константин вежливо раздвинул японцев и оказался рядом с Катей. Та заметила это и истолковала по–своему, зардевшись и слегка покраснев.

Самая загадочная достопримечательность здешних мест — Бой–камень, — затараторила Катя. — Как видите, это действительно огромный камень, точнее — булыжник в рост человека, принесенный сюда языком древнего оледенения. На этом булыжнике, что лежит на живописном берегу Кудымчи, неизвестно кем и неизвестно когда выбиты изображения десяти лучников.

Японцы придвинулись ближе, в воздухе стоял треск от работающих фотокамер. Константин устремил взгляд на камень.

Бой–камень почитается у местных жителей, как заговоренный, — заученно произносила Катя. — Сюда приходят новобрачные и касаются камня, чтобы в жизни им сопутствовало счастье. Сюда же приходят те, кто болен и надеется, что камень принесет им облегчение.

И камень действительно лечит? — удивлялись японцы.

Катя снова улыбнулась:

Кое‑кто излечивается… Но вы же современные люди и понимаете, что все это — просто суеверия. Пойдемте дальше.

Я, пожалуй, задержусь, — произнес Константин, не отводя взгляда от камня.

Как пожелаете, — обиженно сказала Катя. — Не забудьте: через полчаса автобус уезжает обратно, в областной центр.

Константин дождался, пока стихнут голоса японцев и вся группа исчезнет из виду. Затем подошел ближе к Бой–камню. Выбитые в камне лучники целились в разные стороны, словно отстреливались. Рокотов потрогал камень, и ему показалось, что он ощутил жжение, как от слабого разряда электрического тока.

Он залез под свитер, покопался в мешочке и достал из него наконечник стрелы. Самый настоящий наконечник. «Лучестрел» — как называл его старец в храме Святого Иринея.

Рокотов принялся прикладывать «лучестрел» к выбитым на камне стрелам. На пятой попытке наконечник так точно совпал по размерам, что, как влитой, остался лежать на камне.

Константин устремил взгляд туда, куда целился лучник, достал из сумки карту и прикинул направление. По всему выходило так, что следующий пункт, куда требовалось прибыть, чтобы использовать второй «признак», — это монастырь в лесной глуши, неподалеку от речки Сурожки.

Свернув карту, Константин забрал «лучестрел», вернулся к автобусу и сообщил Кате, что остается в Кряжиче. Обиженная невниманием симпатичного москвича, Катя не стала расспрашивать странного экскурсанта, загнала своих японцев в автобус, и тот сорвался с места, подняв облако пыли. Прикрыв глаза, Константин отправился на поиски проводника и лодки.

Проводник отыскался быстро. Для этого Константину достаточно было зайти в покосившееся здание пивной «Ветерок», заказать кружку местного пива и завести разговор о том, что ему позарез необходимо подняться вверх по реке. Посетители пивной — десяток рыбаков и лесорубов — единогласно пришли к выводу, что «лучшего проводника, чем Крыж, тебе, мил человек, не сыскать». В благодарность за информацию Рокотов поставил клиентам «Ветерка» по сто граммов водки и отправился разыскивать Крыжа. Он отыскал его там, где ему и подсказали — в большом и сыром лодочном сарае на берегу Кудымчи.

Крыж оказался мрачным, неразговорчивым мужчиной неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят лет. Он копался во внутренностях мощного подвесного лодочного мотора «Меркурий» и что‑то тихо напевал. Прислушавшись, к своему изумлению, Рокотов услышал польскую песню про «таки ладны очи».

Что надо? — буркнул Крыж. — Если по делу — говори сразу, нет — так проваливай и не пяль на меня буркалы.

Какой вы, однако, неприветливый, — вежливо улыбнулся Константин. — А ведь у меня к вам действительно есть предложение.

Крыж отвлекся, от мотора, вытер руки ветошью и предложил незнакомцу:

Раз так — пошли на берег, покурим.

Толковали они недолго. Увидев в руках Константина карту, Крыж усмехнулся:

Кажется, вся Москва подалась в наши места. Говорят, в тех краях, что вы мне на карте показали, вашего народу богато сейчас ходит. И все — при делах, серьезные. Платят наличными…

Рокотов сразу понял намек. Он похлопал себя по карману:

Так ведь и я не расписками в долг плачу! Пятьсот долларов устроит?

Половину — вперед! — потребовал Крыж.

Идет! — легко согласился Константин. Он только начал тратить деньги, полученные от Жанны.

По лицу Крыжа он понял, что тот уже пожалел, что не потребовал больше. Рокотов засмеялся:

Ладно, будет и премия, если быстро доберемся.

Тогда я домой сбегаю, жену предупрежу, — обрадовался Крыж и тут же снова замялся: — Надо бы еще кое–какой припас взять: консервы, патроны, опять же соль, муку…

Все купим, я плачу, — успокоил Рокотов. — Где тут у вас запасаются всем этим добром?

Не прошло и часа, как они уже устроились в железной «казанке» Крыжа и шли вверх по реке, по направлению к Сурожке. Крыж сидел на корме за моториста и рулевого. Рокотов устроился на носу.

Кстати, меня зовут Константин, — представился он. — А что это за странное такое имя — Крыж?

Тот, к кому обращались, оскалился железными зубами:

Не имя то, а фамилия… По–польски значит «крест». Род наш идет аж от тех поляков, кого при царе сослали на север после восстания 1864 года. «Крыж» — звучит удобно. То ли имя, то ли фамилия… Меня все так называют. Я привык.

Может, мне стоит называть вас пан Крыж? — улыбаясь, поинтересовался Константин.