Сарьон и Мосия присоединились к нам. Дракон подался назад и распахнул крылья, на которых засияли смертоносные звезды. Бледные глаза вспыхнули.

— Я исполнил твой приказ, — заявил дракон. — Теперь освободи меня от заклинания.

— Нет, — отрезал Сарьон, который понял, какую шутку пытается сыграть с ним дракон. — Заклинание развеется только тогда, когда ты вернешься в свое логово.

Дракон Ночи взревел на прощание, злобно щелкнул в воздухе челюстями, а потом взмахнул крыльями, взмыл ввысь и скрылся за грозовыми тучами.

Когда дракон улетел, Сарьон устало опустился на землю, радуясь избавлению от ужасного бремени.

— Возможно, стоило приказать дракону, чтобы он остался или хотя бы вернулся по нашему зову, — сказал Мосия. — Может быть, нам понадобится быстро убраться отсюда.

Сарьон покачал головой.

— У меня не осталось сил. В любое мгновение он мог меня побороть. Я не удержал бы заклинание дольше. Кроме того… — Он огляделся вокруг. — Хорошо или плохо, но здесь наше путешествие закончится.

— А где гробница? — спросила Элиза. Это были первые слова, которые она произнесла с той минуты, как мы покинули драконье логово.

— Я не уверен… — начал Сарьон. — Здесь все так изменилось…

Гроза стихла. Гром еще грохотал, но уже где-то в отдалении. Правда, тучи по-прежнему застилали небо и не было видно ни звезд, ни космических кораблей. Без вспышек молний мы все равно что ослепли.

— Мы можем часами бродить здесь в поисках гробницы, спотыкаясь во тьме, — с сожалением сказал Сарьон. — А у нас нет этого времени. Уже почти полночь.

Мосия поднял руку и произнес какое-то слово. У него в ладони появился шар, излучающий мягкий желтоватый свет. Вряд ли когда-либо мне было приятнее что-нибудь видеть. Я словно вернулся на Землю, в солнечный летний день, кусочек которого возник здесь, чтобы приободрить нас и осветить нам путь. При свете стало даже не так холодно. Элиза печально улыбнулась.

— Да вот же гробница! — воскликнул Сарьон. Свет озарил остовы дубов, некогда охранявших покой гробницы. Это было гнетущее зрелище, но, приблизившись, я заметил несколько побегов, выросших из желудей. Молодые деревца готовились в свой черед встать на страже усыпальницы Мерлина.

Гробница из чистого белого мрамора стояла в центре кольца деревьев. Вся остальная роща заросла буйной дикой зеленью, но к гробнице сорные растения не приближались. Лианы, которые тянулись в эту сторону, изворачивались и огибали могилу. Трава здесь выросла высокая, но стебли отклонялись, словно из почтения стараясь не дотрагиваться до усыпальницы.

Мосия высоко поднял фонарь, чтобы нам было лучше видно.

— Я помню, как пришел сюда в первый раз, — тихо сказал он. — Здесь было так спокойно. Во всем Мерилоне это было единственное место, где я почувствовал себя как дома. Приятно узнать, что, несмотря на все перемены, здесь все осталось по-прежнему.

— Это благословенное место, — подтвердил Сарьон. — Здесь обитает дух Мерлина.

— Ну, раз уж мы сюда пришли, что мне теперь надо сделать? — спросила Элиза. — Положить Темный Меч на надгробие или…

Она затаила дыхание, и я тоже, потому что мы оба одновременно увидели одно и то же.

Что-то уже лежало на надгробии, темная масса на белой мраморной плите.

— Я так и знал! — пробормотал Мосия и с горечью выругался. — Это ловушка. Мы… нет! Элиза! Остановись!

Он протянул руки, чтобы задержать девушку, но опоздал. Глаза любящей дочери рассмотрели то, что для всех остальных было лишь невнятной тенью. С громким криком Элиза кинулась к гробнице. Она бросила Темный Меч на мокрую траву и потянулась руками к мраморному саркофагу. Захлебываясь рыданиями, Элиза припала к телу, неподвижно лежавшему на холодной мраморной плите.

Это было тело Джорама.

Мосия не обращал никакого внимания на тело. Его больше всего занимал Темный Меч, и Дуук-тсарит поспешил поднять его с земли — жутковатый темный предмет, который не освещался волшебным фонарем. Мосия почти дотронулся до меча, но вовремя остановился.

— Сцилла! — Волшебный фонарь осветил ее.

Не удивительно, что мы не заметили ее раньше. Сцилла лежала неподвижно, опираясь о стенку саркофага. Половина ее лица была залита кровью. Сцилла открыла глаза и посмотрела на Мосию.

— Беги! — прошептала она. — Бери Темный Меч и…

— Боюсь, ваше предупреждение запоздало.

Из тени обгоревших деревьев вышел человек в белой мантии. Мосия попытался схватить Темный Меч, но из темноты полыхнул луч света, ударил колдуна в грудь и отшвырнул к гробнице. Мосия сполз вниз и распростерся на мокрой траве.

Кевон Смайс наклонился и поднял Темный Меч.

— Сожалею, что вы опоздали, дорогая, — сказал Кевон Смайс, обращаясь к Элизе. На двух раненых людей у своих ног Смайс даже не взглянул. — Мы приготовили противоядие, но, как видите, вашему бедному отцу оно уже не поможет. Его последние слова были о вас. Он сказал, что прощает вас.

Я бросился на наглого, самодовольного мерзавца. У меня не было оружия, но я знал, что сумею задушить его голыми руками.

Я пробежал не далеко. Меня перехватили сильные руки в серебристых перчатках. К моей груди приложили серебристый диск, и все тело пронзила боль. Я понял, что больше не в состоянии пошевелиться. Каждый вздох давался мне с трудом. Конечности были парализованы.

Техноманты надели серебристые диски на Сарьона, который стоял рядом со мной, и на Мосию. Я с удовольствием отметил, что они все еще боятся колдуна — это означало, что он пока не умер. Руки Сциллы остались свободными, но ее ноги были связаны какими-то металлическими путами поверх армейских ботинок. Сцилла неуклюже села, и я понял, что она не может шевелить нижней половиной тела. Женщина посмотрела на Элизу.

— Простите меня… ваше величество, — тихо сказала Сцилла. — Я… подвела вас. Я подвела его.

Элиза ничего не сказала. Наверное, она даже не слышала слов Сциллы. Она обнимала своего отца, прижималась к его груди. Элиза умоляла его вернуться, но он не мог ответить, не мог откликнуться даже на голос любящей дочери.

— Приведите мать, — приказал Смайс. — Пусть семья воссоединится.

Из тени обгоревших деревьев появился техномант. Он тащил за руку Гвендолин. Одежда на ней была грязной и изорванной, но, похоже, Гвен не была ранена.

Я подумал, что видение, которое явилось нам в пещере, все-таки было обманным. Но и сейчас я не мог в это поверить. Ведь я видел любовь во взгляде той Гвендолин. Никакой личиной, даже самой искусной, этого не подделать. Ту Гвендолин больше всего заботило горе дочери.

Гвендолин обняла Элизу, и девушка, рыдая, спрятала лицо на груди матери.

— Ох, мама, это я во всем виновата!

— Тише, дитя! — Гвен пригладила черные кудри Элизы, точно такие же, как у ее отца. — Это все не важно. Если бы ты не взяла Темный Меч, твой отец воспользовался бы им, и они убили бы его. Отец любил тебя, Элиза, и очень гордился тобой.